Полстолетия он бродил по свету. Искал. Надежда встретить хоть одного родного, близкого по крови. Солнце иссушило его кожу и придала золотой румянец. Он был уставшим и разбитым, но продолжал идти, нигде не задерживаясь подолгу.
«Как звезд не сосчитать на небосводе, не сосчитать мне опрокинутых надежд. Куда идти и где искать? Что делать дальше? Я разбит, потерян, пуст. Огнем горит внутри меня душа, и тело все страдает. Изранен, исхудал. Отвратной пищи я вкушал, мясную плоть отведал! Богам молиться перестал! С моим народом в черный мрак поглощены!»
Глава 2
«Твоя тень – вестник моей скорби,
Холодным одеялом накрываешь меня ей.
Остановись! Зажги огонь! Не оставляй меня наедине с моими чувствами»
Его тащили против воли. Жестоко, как дикого зверя. Идет кровь. В открытые раны попадает грязь и песок.
– Кто ты? – раздался хрипловатый голос большого, толстого и до живота бородатого мужчины. Юноша сидел на коленях, весь в ссадинах и порезах. Борода дикаря была заплетена в небрежную косу.
– Кто ты? – еще раз нетерпеливо спросил мужчина с важным видом и ударил чужака по лицу так, что он упал на сырую землю. Занося над его головой острый меч, он злобно нахмурился, всем своим видом пытаясь показать, что больше спрашивать не станет.
– Я эхо прошлых времен… – откашливаясь, произнося на одном из земных языков, сказал юноша. Он не решился подняться, сжимая в руках кусочек земли, склонил голову.
За долгие годы и странствия он освоил несколько языков дикарей.
– Колдун? Или глупец? – невнятно произнес один из воинов, подкарауливших и схвативших чужака еще на рассвете.
– Эхо… просто отголосок былого величия целого народа. – Ссадины и порезы горели и ныли, никогда прежде он не попадался на глаза и не был схвачен. Словно тень бродил по земле.
Палящее летнее солнце поднималось все выше. Дикарь рассек изношенную до дыр рубаху, демонстрируя острие своего клинка, провел по обнаженной груди, рассекающий, но не глубокий порез.
– Не станешь, стало быть, говорить, что ты делал в наших землях! – спокойно произнес мужчина. Ему было не привыкать вести допросы и пытки, и в этом случае он не видел ничего странного, ведя допрос у непохожего на других странника.
Грязь, смешанная с кровью, испачкала его одежду, лицо и волосы. Казалось, что склонившийся перед угрозой смерти – обычный юноша со светло-голубыми глазами.
– Вождь! – вмешался один из воинов, обращаясь к дикарю, ведущему допрос.
– Взгляните, рисунки на его теле! – в спешке приближаясь, продолжал он. Вождь схватил за плечи обессиленного юношу.
– Ты один из тех, кто пришел из больших вод! – утвердительно воскликнул вождь.
«Откуда они знают? Что столь необразованные люди могут знать о моем народе?» – удивленно подумал юноша, провалившись в забытье. Он уже не слышал, как вождь приказал отвести его к шаманке их клана. Когда-то она велела приводить всех чужаков, пришедших из больших вод.
«Минувшие годы обернулись бесконечной рекою, в которой я плыву, не в силах сопротивляться течению. Нет шанса на спасение, никто не подаст руки, которая спасет меня из водной пучины. Каменистое дно, которое изрезает мне ноги до глубоких ран, когда я пытаюсь остановиться и воспротивиться воле несущего меня потока…»
В раннее утро, когда солнце только легким светом намекало, что намеревается взойти сегодня и весь день, припекая, красоваться на небосводе, Эхо, как он сам себя называл, делал очередную запись в своей тетради. Он старался экономить листы, что-то записывал только один раз в месяц или два. Сегодня был именно такой день. Он потерял бдительность, и разведчики схватили его.
В шатре пахло травами и цветами, Эхо тогда впервые увидел настоящего земного шамана. Ее тело было расписано подобно его собственному, но знаки и рисунки отличались. У нее были густые рыжие волосы и зеленые глаза. Небольшой рост казался еще меньше под нелепыми одеяниями. На руках и ногах были надеты браслеты со звонко звенящими колокольчиками.
Рядом с меховой шкурой, на которой он лежал, была его тетрадь, не тронутая руками дикарей.
Тело болело, сквозь силу он привстал на локти и огляделся вокруг.
– Почему Эхо? – неожиданно спросила рыжеволосая женщина, поднося к юноше чашу с водой и чистыми тряпками, желая сменить повязки. Едва заметив, что его тело нагое, лишь немного прикрыто другой, более маленькой шкурой, он осмотрел свои раны и ослабленно лег на жесткую подушку.