– А я вот думаю о другом, Эрик, – задумчиво произнес Пехнер.
– О чем же?
– В подполье наверняка не поверят, что нас не повесили только из-за того, что мы нужны на стройке. Решат, что мы предатели.
– Ага, предатели. Ты со своей тачкой совсем разучился думать. Если бы мы в гестапо сдали подполье, всех бы давно арестовали.
– А откуда тебе знать, что их не арестовали?
– Когда нас везли сюда, ты дом Матиса в деревне видел?
Пехнер кивнул:
– Конечно, нас мимо него провели.
– А самого Леона?
– Его не видел.
– А я видел. Он стоял у калитки и смотрел на пленных. А он – важная персона в подполье. Но его не взяли. Значит, и остальных не тронули. Следовательно, мы не предатели.
Пехнер вздохнул:
– Бежать отсюда надо.
Влах тихо проговорил:
– Есть у меня одна идейка.
– Что за идейка?
– Тише, потом…
К ним подошел роттенфюрер из охраны:
– А вам, господа коммунисты и террористы, особое приглашение требуется?
Непривычно вежливо обошелся, мог бы и избить.
– Извините, господин офицер, уже бежим.
Узники кинулись в строй.
Роттенфюрер усмехнулся. Ему было приятно, что его, ефрейтора, назвали офицером.
Строй двинулся к столовой. На обед, как всегда, дали постный суп, надоевшую соленую рыбу, сто граммов хлеба и кружку чая – похоже, на всех заварили только одну пачку. Но и на том спасибо. Отобедав, узники вернулись в бараки, где упали на пол между нарами. До отбоя ложиться на доски строго запрещалось.
Быстро пролетели эти минуты отдыха.
Прозвучала команда:
– Выходи строиться, бездельники!
Это они-то, вырабатывающие по пять-шесть обычных норм, бездельники? Но – не поспоришь, себе дороже выйдет.
Узников повели к конусам и площадке.
Там, берясь за тачку, Пехнер повторил свой вопрос:
– Так что за идейка, Эрик?
– Справа утес видишь? – кивнул Пехнер.
– Ну и что? Да и не утес это – обычный обрыв.
– Нет, не обычный. Там внизу, в заводи, привязана лодка. Двуместная. Ее отсюда не видно.
– Ну и что?
– На ней можно уплыть. Оттуда до берега, до деревни Туир, всего метров восемьсот.
– Уплыть на виду у эсэсовцев?
– Ночью.
– Ага. И кто тебя ночью из барака выпустит?
– Странный ты, Апсель. Мы что, разрешение спрашивать будем? Выйдем в сортир, это разрешено, а там – стены из досок. Тихо выломаем пару-тройку, а дальше вдоль колючки к конусу, оттуда – к обрыву и – в море. Лагерь-то, как и остров, не имеет вышки с прожекторами, а от генератора освещается только основной сектор да площадка у штаба…
Их разговор снова прервал все тот же роттенфюрер:
– Опять нарушаем? Пора наказать.
Влах изобразил покорность:
– Извините, ради всего святого, герр офицер. Руки уже не держат эти тачки.
– Работать, скоты!
Влах с Пехнером покатили тачки под загрузку.
Но до окончания смены работать не пришлось. Бригада строителей наконец-то достроила дом.
За дело взялись отделочники.
Основной массе было приказано отвезти тачки к конусам, собрать инструмент, доставить его к казарме, ужинать и отдыхать. Невиданное дело: начальник лагеря разрешил даже лежать на нарах до отбоя. Только ворота до поверки заперли на замок.
Узники собрали инструмент и двинулись к казарме. Там под присмотром эсэсовцев сложили его в одном месте.
Послышалась команда:
– Ужин!
И вновь странное обстоятельство – ужин был объявлен почти на час раньше.
Вернувшись в барак, друзья упали на нары рядом друг с другом.
– Не понимаю, – проговорил Влах.
– Что ты не понимаешь? – спросил Пехнер.
– Ничего не понимаю.
– Закончили работу, вот и загнали всех в барак. А чтобы не гонять надзирателей, разрешили лежать на нарах и заперли. Думаю, завтра нас переведут на материк и отправят еще куда-нибудь строить или ломать, а может, перебьют всех к чертовой матери.
– Хотели бы, давно бы уже всех перестреляли. И – в воду. Наверное, ты прав, увезут нас отсюда и уже завтра. Следовательно – что?
– Что? – безразлично спросил Пехнер.
– Бежать этой ночью надо, вот что.
Пехнер повернулся к другу:
– Ты извини, Эрик, я еще пожить хочу.
– Почему-то ты не думал об этом, когда шел взрывать электростанцию.
– Тогда я другим был. Сейчас сломали. Да-да, не смотри на меня так. Сломали Апселя Пехнера. Все-таки десять лет каторжных работ когда-то закончатся, а с победой Германии вполне возможна амнистия. Я, Эрик, к Марте хочу, домой, понимаешь?
– Да чего уж тут не понять. Но мне одному не справиться.
– Справишься. Ты сильный, тебя не сломали.
– Меня и дома никто не ждет.