Его дед снова выпрямился.
— Лишь трудные уроки чего-то стоят, — сказал он уже тише. — Понимаешь? Трудные уроки куют твёрдых людей.
Он повернулся и пошёл к шкафу слева, чтобы убрать аптечку.
— Когда тебе осточертеет быть лёгкой мишенью, дай мне знать, малец. Я не шучу.
Он набросил тяжёлую куртку из кожи грокса и направился к двери.
— Отдыхай, — сказал он, открывая её. — Я должен идти работать.
Дверь захлопнулась за его спиной.
Бас улёгся, но он был не в состоянии заснуть. Его раны пульсировали болью, но это было не самое плохое.
Им завладел жуткий страх, он накрыл его мокрым саваном, прилипнув к нему и начав душить.
Как только он закрывал глаза, к нему возвращались пронзительно-яркие воспоминания о молотивших по нему кулаках и ногах и об издевательском смехе над его мольбами о пощаде, полном злобного веселья.
Нет, сон не придёт к нему ни этой ночью, ни многими грядущими.
Бас обнаружил людей-невольников уже запертыми в просторной клетке из воронёного железа с прутьями грубой отливки, которые усеивало зверское количество шипов. Как и прежде, все рабы, кроме одного, — а Бас решил, что их было больше двадцати, — сидели или лежали, словно неживые куклы. Они не переговаривались между собой, не рыдали и не ныли. У них не осталось слёз. Бас спросил себя, сколько времени они уже это выдерживают. Столько же, сколько он? Дольше?
Он увидел мальчика, который стоял у прутьев клетки, крепко стиснув на них кулаки. О чём он думает? Он всегда так стоит? Он вообще когда-нибудь спит?
В былые времена внутренние пространства здания поражали великолепием, даже в годы упадка городка. Теперь же в каждом углу огромного вестибюля был навалены горы орочьих экскрементов и разлагающихся тел. Стены покрыла россыпь воинственных эмблем, намалёванных в том же самом по-детски незатейливом стиле, что и на машинах и знамёнах зеленокожих. В воздухе висела вонь, которая была почти невыносимой даже для Баса. То, что ему так долго удавалось избегать обнаружения, отчасти обуславливалось тем, что он втирал в свою кожу засохшие орочьи фекалии. Вначале его выворачивало так, что он боялся умереть. Но после того первого раза он быстро привык, и благодаря этой прискорбной практике ему прекрасно удавалось заглушить свой человеческий запах. Если бы не это, его бы уже давно нашли и прикончили. Но даже с учётом этого миазмы нечистот и гнили, наполнявшие обширный вестибюль, были тошнотворными.
Бо́льшая часть мраморной облицовки, украшавшей здесь внутренние стены, была расколота и обвалилась на пол, обнажая неровный кирпич и, во множестве мест, перекрученные стальные пруты, которые делали спуск быстрым и лёгким. Бас в последний раз оглядел помещение, убеждаясь, что все зеленокожие находятся снаружи, наблюдая за схваткой. Затем он быстро слетел вниз на пол вестибюля. Он прошёл вдоль западной стены и приблизился к чёрной железной клетке, бесшумно ступая своими босыми ногами. Ни один из пленных людей не видел и не слышал его, пока он не встал чуть ли не прямо перед мальчиком. И даже тогда они, похоже, были слишком вымотаны, чтобы заметить его присутствие. Мальчик продолжал смотреть прямо вперёд. Его взгляд был всё таким же страстным, глаза не моргали, и Бас на мгновение запаниковал. Возможно, у мальчика было не всё в порядке с головой.
Бас какое-то мгновение изучал его вблизи. Как и остальные, тот был нездорово худым, явно истощённым от недоедания, со следами порезов и синяков, которые не зажили как следует. В центре его лба имелась чёрная татуировка шириной где-то в три сантиметра. Бас обратил на неё внимание, но ему не доводилось видеть ничего подобного, и он не имел ни малейшего понятия, что означает стилизованное изображение одного глаза, обрамлённого треугольником. Бас посмотрел вниз на руки мальчика и заметил ещё одну татуировку на внутренней поверхности правого предплечья. Это был штрих-код с цифрами под ним. Его нанесли не зеленокожие — слишком уж хорошо он был выполнен. Бас не мог представить, что значат эти татуировки, и прямо здесь и прямо сейчас его это не волновало.
Он потянулся и тронул левую руку мальчика там, где та стискивала прут.
Должно быть, человеческое прикосновение пробилось сквозь пелену, окутывавшую чувства парнишки, поскольку тот вздрогнул и впервые встретился с Басом глазами.
Бас ощутил вспышку радости в своём сердце. Соприкасание с человеком! Контакт! Он и надеяться не смел, что когда-нибудь испытает это снова, и всё-таки вот оно! Будь прокляты прутья, стоящие между ними, а не то он мог бы обнять мальчика от всей той радости, что он чувствовал в тот момент.