Тяжелый бой завязался на правом фланге дивизии «Рейх». Там советский 2-й гвардейский танковый корпус настойчиво наступал в брешь между корпусом Хауссера и дивизиями Брайта, которые еще не подошли. Эта чертова брешь!
— Атаки русских по нашему флангу сковывают половину наших сил и лишают операцию на Прохоровку необходимой скорости, — зло проворчал командир полка Сильвестр Штадлер.
Гот кивнул. Он попросил соединить его со штабом армии. Ответил генерал-майор Фангор, начальник штаба 4-й танковой армии.
— Фангор, какие известия от Кемпфа? Где его Третий танковый корпус?
Фангор располагал самыми точными сведениями, поскольку лишь минуту назад разговаривал с генералом Буссе, начальником штаба Манштейна, и выяснил, что передовые части 3-го танкового корпуса находились у Ржавца на Северном Донце.
Хорошие вести. Однако Фангор имел и плохие. Буссе сказал, что Модель не предпринял запланированного наступления по прорыву обороны противника на северном фронте Курской дуги.
Почему? Потому что русские наступают в тыл 9-й армии на орловском выступе и практически сразу добились глубокого вклинения на участке 2-й танковой армии.
Под угрозой Орел, в опасности база снабжения всей группы армий «Центр», тыл 9-й армии подвергается смертельному риску. Модель был вынужден снять несколько частей с передовой, чтобы бросить их против наступающих русских.
Гот молча выслушал, поблагодарил Буссе и положил трубку.
Все оказалось вдвое серьезнее. Теперь совершенно необходимо обеспечить решение здесь, на южном фасе курского выступа. Сможет ли он? Он должен.
На Брайта можно положиться. Он один из самых опытных и самых удачливых танковых командиров в армии. Кроме того, у Манштейна в резерве еще оставался 24-й танковый корпус генерала Неринга с двумя отборными дивизиями — испытанной 17-й танковой дивизией и 5-й моторизованной дивизией СС «Викинг».
Важнейшая проблема, однако, состояла в том, что 3-й танковый корпус генерала Брайта должен был форсировать Донец.
Ржавец находился в 20 километрах от поля главного сражения. Туда даже доносился грохот орудий, стрелявших у Прохоровки. Командиры и старшие офицеры 11-го усиленного танкового полка сидели у танка командира боевой группы.
Полковник фон Оппельн-Брониковский выслушивал предложения майора доктора Франца Бёка. Казачье, задача наступления дня в тринадцати километрах от реки, пало в результате дерзкого рейда и тяжелого боя. Бёк теперь предлагал взять сильно укрепленный городок Ржавец внезапным ударом ночью 11 — 12 июля, форсировать Донец и создать плацдарм.
Оппельн имел опасения. У него был приказ форсировать реку на следующий день, после артиллерийской подготовки.
Бёк говорил, что русские сильны и наступление днем неизбежно будет стоить больших потерь, а внезапный удар под покровом темноты должен быть легче.
Должен! Но полной уверенности нет. Однако Оппельн был опытным танковым командиром и принял аргументы Бёка. Он согласился.
Бёк организовал внезапный удар традиционным образом. Как только стемнело, он выступил к реке со своим 2-м батальоном 11-го танкового полка и 2-м батальоном 114-го мотопехотного полка на бронетранспортерах под командованием лейтенанта Рёмбке.
Чтобы ввести противника в заблуждение, в голову колонны поставили захваченный Т-34. Правда, на нем был нарисован крест — но не слишком большой. А ночью все кошки серы. Значение имели только внешние очертания.
Молчание в эфире. Огонь не открывать. Никаких разговоров. Хотя курить можно. По сути, люди должны были ехать на броне танков, расслабившись и покуривая, как будто происходило нормальное передвижение части. «Ни слова по-немецки», — внушал солдатам командир роты.
Колонна-призрак продвигалась. Во главе — сам Бёк, за ним — рота танков и несколько бронетранспортеров со стрелками и саперами, потом — командирские танки. Раздавался только гул моторов и лязг гусениц. Колонны противника проходили совсем рядом. Силуэт Т-34 во главе немецкой части обманул русских.
Они шли мимо хорошо оборудованных окопов противотанковых орудий и реактивных минометов, в которых находились люди. Мягко светила луна. Сонные русские не обращали на них никакого внимания. Они привыкли к подобным колоннам. Весь день мимо них громыхали советские соединения. Бёк нагнал колонну пехоты противника. К счастью, никому из советских солдат не пришло в голову подъехать на танке.
«Примерно через десять километров, — отмечает доктор, — наш Т-34 заглох. Движимый, несомненно, патриотическими чувствами, он преградил нам путь. Поэтому нашим солдатам пришлось вылезать из своих танков и, не обращая внимания на стоящих вокруг русских, с любопытством наблюдающих за ними, оттаскивать Т-34 с дороги и спихивать его в кювет, чтобы освободить дорогу для остальных машин. Несмотря на приказ не говорить по-немецки, раздалось несколько немецких ругательств. Никогда раньше я так не вздрагивал от ругательства, как у Ржавца. Но русские все еще ничего не замечали. Экипаж нашего Т-34 подобрали, и мы продолжили движение».