По правде говоря, начальник штаба 1-й танковой армии генерал Шалин будет чертыхаться, когда в три часа утра его разбудят крики почти глухой старухи, измучившейся в поисках заблудившейся коровы: «Дочка милая, золотко, куда ты подевалась?» Да что поделаешь. На войне маскировка — жизненная необходимость.
2 июля, спустя лишь двадцать четыре часа после того, как в «Вольфшанце» Адольф Гитлер посвятил своих генералов в главный секрет года, в хате Катукова зазвонил телефон. Николай Кириллович Попель, член Военного совета 1-й танковой армии, был в комнате и поднял трубку: «Генерал-лейтенант Попель у телефона. — Он долго слушал, потом кивнул головой: — Да, да. Конечно, Никита Сергеевич, понятно». Попель положил трубку и быстро зашагал через маленькую веранду к помещению начальника штаба, где в это время находился генерал Катуков.
Еще в дверях он сказал: «Михаил Ефремович, только что звонил Никита Сергеевич Хрущев. Через час прибудет генерал Ватутин с экстренной информацией».
Катуков, танковый командир, закаленный в тяжелых боях 1942 года у Демянска, тут же поднялся: «Карты разных участков фронта — быстро, быстро!»
Катуков знал, что генерал армии Ватутин и член Военного совета Хрущев — люди дела. Если они лично прибывают на его командный пункт, жди перемен. Только две недели назад в такой же поросшей дубняком балке Хрущев обращался к собранию старших офицеров по поводу подготовки новобранцев 1925 года рождения. Его слова произвели настоящую сенсацию.
«Надо обратить на молодняк самое серьезное внимание, — рычал он на командиров, — агитировать не вообще, а с учетом возраста. Пусть каждый, как когда-то «Отче наш», запомнит уязвимые места «Тигра». Расскажите о новых калибрах отечественных орудий, о подкалиберном снаряде». Фразу про «Отче наш» чаще других повторяли потом все инструкторы.
Около 16.00 часов Хрущев и Ватутин прибыли в лощину. Они сразу направились в хату начальника штаба, где по стенам были развешаны карты.
Здесь, точно так же, как в «Вольфшанце» в Восточной Пруссии, секрет причины визита был раскрыт в первом же предложении. «Фашисты атакуют между третьим и пятым июля, — сказал Хрущев и добавил многозначительно: — Это не предположение, а факт. Нам точно известно об этом».
Генерал армии Ватутин кивнул. «Сегодня утром мы получили инструкции из Генерального штаба», — проговорил он с особенным ударением и подошел к большой карте. Его тяжелая рука указала на район Орла: «Девятая армия Моделя атакует наш Центральный фронт с севера. Воронежский фронт — цель двух германских армий. Они нанесут основные удары в центре и по левому крылу. Первый удар примет наша Шестая гвардейская армия». Генерал-лейтенант Попель, начальник политотдела, на чьих воспоминаниях основан наш рассказ, не пишет, какие чувства отражались на лице Ватутина. Однако вряд ли можно сомневаться, что в том спокойном голосе, которым он излагал своим армейским командирам, может быть, самые драматичные и сенсационные сведения всей войны, звучали нотки удовлетворения и абсолютной уверенности. У слушателей — Катукова, Попеля и генерала Шалина, начальника штаба армии, — не возникло ни малейшего сомнения, что его информация была надежной.
Естественно, советские Центральный и Воронежский фронты в общем уже несколько недель готовились к наступлению немцев: отрабатывали контрудары, укрепляли оборонительные сооружения, передвинули основную линию обороны на более удобные рубежи, — однако существует огромная разница между предположениями о намерениях противника и конкретным их знанием.
Хрущев закончил совещание скупыми словами: «А теперь за работу! Приготовьтесь встретить фашистов!»
Самый большой секрет Гитлера, операция «Цитадель», больше не являлся секретом. Сражение, от которого германский фюрер ожидал решительного поворота в течении войны, было предано. Советские документы, официальная история войны и полуофициальные воспоминания советских военачальников — все подтверждает это с поразительной откровенностью. Предателем был человек из самого близкого окружения Гитлера. В советских разведывательных донесениях он фигурирует под именем «Вертер».
Несколько часов спустя над немецкими позициями забрезжил рассвет 3 июля. Унтер-офицер Фурман и его связной Габриэль лежали за кустом в небольшой низине возле деревни Локня, рассматривая высоту за железнодорожной веткой Белгород — Сумы.