На другой стороне русские подбегали к наполовину разрушенному въезду. Т-34 медленно следовал за ними. Они надеялись перейти по мосту.
Вернувшийся назад под прикрытием дымовой завесы Эбель теперь стоял, подавленный провалом своей миссии. «Эбель! — обратился к нему Бухольц. — Эбель, ничего не остается — придется пойти еще раз!»
Унтер-офицер шепотом ругнулся. И снова из всех стволов открыли заградительный огонь. И снова русские отошли в укрытия. Снова пулеметные пули застучали по «тридцать четверке». Эбель опять невредимым добрался до моста, начал мудрить с фитилями. Минуты, казалось, тянулись целую вечность. Наконец он отступил на несколько шагов и прыгнул на склон. В этот момент сильный взрыв сотряс землю. Высокий мост с грохотом обрушился. В густом дыму унтер-офицер Эбель выбрался по дамбе на северный берег. За свой геройский поступок он получил Рыцарский Крест.
Только 10 января русским с трудом удалось форсировать реку. Тыловое прикрытие отвоевало три дня для главных сил. Целых три дня.
Такого рода бои продолжались в общей сложности четыре недели. 31 января обер-ефрейтор Рольф Альслебен из Хильдесхайма пометил в своем дневнике: «Мы почти вышли из леса. Маршем прошли от Моздока больше пятисот километров. Целый месяц отступления».
Да, они почти выбрались из леса. Они были уже недалеко от Батайска, недалеко от последних мостов, недалеко от выхода из большой западни.
Тогда же лейтенант Ренатус Вебер из штаба 40-го танкового корпуса записал в дневник следующее: «Мы в районе Белой, южнее Ростова, с нами части 3-й танковой дивизии, несколько приданных им соединений и эскадроны казаков. В наш корпус поступили новые боевые приказы. Будем воевать в районе Донца. Сосредоточение у Таганрога на Азовском море. Часть пути нам предстоит пройти по замерзшему морю!!» Два восклицательных знака отражают чувства Ренатуса Вебера по поводу этой перспективы.
Оперативный штаб и эскадрон казаков выступили из деревни Ильинка ранним утром 31 января 1943 года. Легкие части корпуса и казаки должны были идти по дороге через замерзшее Азовское море. Танки и тяжелые машины направили к мостам в Батайске и Ростову, потому что лед мог не выдержать их веса.
Туманный зимний день 31 января 1943 года. Сначала по дороге Тихорецк — Ростов колонны двигались быстро. Вот и рыбацкая деревня у Азова. Большие дорожные указатели теперь развернули колонны: здесь поворот на ледовую трассу. Через море, вперед, марш!
Саперы соорудили наклонный съезд на замерзшую поверхность моря и точно обозначили первые несколько сотен метров ледовой дороги.
Однако до Таганрога — сорок два километра. Поначалу путь шел через дельту Дона, замерзшие болота, дюны и остров. Потом — глубокое море.
У берега лед был молочно-белым и неровным, а над глубокой водой стал ровным и прозрачным, как стекло. Трассу пометили кое-как: несколько пустых бензиновых канистр с большими интервалами, но ошибиться было невозможно, потому что скрипучая, хрупкая дорога была усеяна продавившими лед автобусами, грузовиками и тяжелыми штабными автомобилями, зачастую виднелся только их верх. Дорожные указатели и предупреждающие знаки одновременно.
Лед был ненадежен. Тут и там виднелись полыньи и промоины. Туман заставлял водителей двигаться медленнее. Растянувшимися колоннами пехота и транспортные средства на конной тяге продвигались вперед. Друг за другом рысью скакали к Таганрогу казаки.
Впервые солдаты 3-й танковой дивизии имели новых попутчиков — попутчиков, которых не знали наступающие войска, но с этого времени они стали обычной деталью их отступления. И справа, и слева от солдат шли гражданские. Семьи казаков следовали за своими мужчинами, которые вступили в добровольческие немецкие части или полицию и теперь боялись возвращения советской власти. Самый разный транспорт, груженные верхом крестьянские телеги, скот, лошади на длинных веревках и дети.
К полудню туман немного рассеялся. И практически сразу появились советские штурмовики. Ил-2 неслись надо льдом на высоте не более сорока пяти метров. Бросали бомбы. Стреляли из пушек. А вокруг ни ямки, ни кустика, ни дома — ничего, чтобы укрыться. Насколько видел глаз, ничего, только замерзшее море, плоское, как блин.