Как мосты через Дон в Ростове для 1 и 4-й танковых армий, так и мосты через Кубань в Краснодаре и Усть-Лабинской много значили для пехотных, стрелковых и горных корпусов 17-й армии. Краснодар и Усть-Лабинская были для отступающих корпусов жизненно важными опорными пунктами и столь же важными центрами снабжения.
Здесь тоже поэтому началась изматывающая нервы война со временем и с врагом.
Они уже не являлись подвижными войсками, хорошо оснащенными моторизованными частями, это были лишь ослабленные маленькие танковые части 13-й танковой дивизии, а в основном — пехотные, стрелковые части, горные подразделения и артиллерия на конной тяге, которые за четыре недели прошли расстояние в 400 километров без машин, располагая только вьючными животными и лошадями, чтобы тащить орудия и снабженческие подводы. На большей части пути им приходилось вести бои. С ледяных склонов Эльбруса, Клухора и Санчара, из топей долины Гунайки они спустились в Кубанскую степь и повернули на северо-запад к «Голубой линии», последнему бастиону перед Кубанским плацдармом.
Это отступление тоже представляет собой подвиг, практически не имеющий аналогов в военной истории. Этот период войны отмечен геройством, верностью долгу и готовностью к самопожертвованию со стороны офицеров и рядовых, и не только с оружием в руках, но и с лопатой, рядом с лошадьми и мулами.
Здесь больше, чем когда-либо немецкий Вермахт пожинал плоды своей прогрессивной, современной структуры, отсутствия социальных барьеров и классовых предрассудков. Германская армия была единственной армией в мире, в которой офицеры и рядовые ели одинаковую еду. Офицер был не только командиром в сражении, но также и «бригадиром», «солдатом в погонах», который, не колеблясь, брал на плечи груз или вытаскивал застрявшие машины, подавая пример, помогающий превозмогать усталость. Никаким другим образом успешно осуществить это великое отступление было бы невозможно.
Отступление — неизменно гнетущий момент для армии. С ноября 1942 года 44-й егерский корпус генерала де Ангелиса и 49-й горнострелковый корпус генерала Конрада с огромным энтузиазмом обороняли свои позиции на Западном Кавказе, на шоссе в Туапсе и вдоль знаменитой Военно-Грузинской дороги Центрального Кавказа. И все это время они видели, находясь на расстоянии нескольких километров, свою главную цель — Черное море и турецкую границу. Дойти не смогли.
В середине ноября 1942 года пошли ливневые дожди. По кавказским горам, долинам и лесам неслась вода, завывал штормовой ветер. Реки вышли из берегов. Ручьи превратились в неистовые потоки. Мосты снесло, телефонные провода сорвало с опор. Грязь по колено. Передвижение стало невозможным даже на крестьянских подводах и вьючных животных. Лошади и мулы проваливались в трясину по брюхо. Машины и орудия полностью потеряли способность двигаться. Полевые кухни на конной тяге при переправах сносило стремительным течением, людей и лошадей смывало, словно игрушки, они погибали в воде. Затопило окопы и командные пункты. Гренадеры и егеря умирали в траншеях от холода и истощения. Лошади и мулы исчезали в болотах или, заболев чесоткой, умирали.
Артиллеристы на себе тащили боеприпасы в сухие горные пещеры.
Но какая польза от этого? Выстрелить было достаточно легко, попасть в цель — невозможно: из-за сильного встречного ветра отклонение было непредсказуемым.
Работа санитаров, собиравших и транспортировавших раненых, не поддается описанию. Каждый день этой жестокой войны был наполнен героикой человечности. В конечном счете здесь, в горном пространстве завывающих ветров и зловещих молний, умирала сама война. Она тонула в рассвирепевших потоках. Замерзала до смерти среди ледников. Задыхалась в топях и валунах затопленных долин. Убивать не оставалось времени. Самолеты больше не взлетали: ни бомбардировщики, ни разведчики.
Артиллерийские, зенитные и штурмовые орудия были отведены. Позиции высоко в горах эвакуированы. Залитая кровью Семашхо, в 1036 метрах над уровнем моря, к югу от Краснодара покинута — последняя гора перед побережьем, гора, с которой они видели море и дорогу на Туапсе, их желанную цель.
Здесь сражались и истекали кровью со стрелками 98-го полка майор фон Хиршфельд и майор доктор Лавалль. Теперь, когда они так близко подошли к своей цели, им пришлось уйти, так же, как солдатам 1 танковой армии пришлось уйти с пропитанного кровью поля боя на Тереке.