Позже, когда вырастет, мальчик поймет, чему обязан он своей жизнью, что пришло вместе с теми первыми послевоенными днями.
А пока он хорошо свыкся и со своим новым домом — они вместе с матушкой Эм и Кук вернулись в Срединную деревню, в поставленный заново дом, — и с этим селом и округой, полными дыма от взрывов, воронок от бомб, буйных зарослей и детей, прежде совсем незнакомых и теперь торопящихся поскорей подружиться друг с другом.
И война, и мир, будоража детское воображение, порождают новые игры. Поначалу Шинь целыми днями вместе с ватагой новых приятелей носился по зарослям на той стороне пруда, где стоял подорванный танк. От их беготни пыль поднималась столбом, и откуда-то из этой пыли неслись громкие крики и топот ног. С веселыми воплями они устремлялись к танку и в мгновение ока облепляли его от гусениц до башни:
— Победа! Враг разбит!
Но так, беспризорными, они проболтались всего несколько дней, а потом всех детей матери и отцы, занятые работой, отвели в детский сад, что устроили в их деревне: только-только поставленный домик из бамбука, крытый соломой. Теперь уже негде было носиться и «бить врага», и дети тотчас занялись новой игрой — сейчас они строили дом. Для начала, как это было у взрослых, нашли «мины», засыпали «воронку от бомбы», стали жечь мусор и ставить «фундамент», потом вырубать дикую зелень. Игрушечный дом удался на славу — из веток бамбука, ствола маниоки, сухих листьев банана и всего, что только смогли они еще натаскать. И внутри все было так, словно дом и впрямь всамделишный — новомодный, точь-в-точь как зал для собраний, что построили взрослые…
В то утро Шинь в детский сад не пошел, остался дома. Матушка Эм сказала ему, что сегодня он увидит отца.
Мальчик резвился как мог, радость переполняла его. Он ждал, он ничего не забыл, он помнил отца. А матушка Эм, прибираясь в доме, подметая в саду, вызывала в памяти страшные лица — лица убийц, палачей, кровопийц, которых она повидала немало на этом веку. Многие из этих зверей родились и выросли здесь, в их деревне, иные явились сюда из других мест, но все они были убийцами, профессиональными палачами, изощрявшимися в своих пытках, хотя у одних это зло было написано прямо на лицах, у других спрятано под личиной благопристойности. Еще немного — и она увидит его, того, кто убил ее Нгиа. Ох, как бы хотелось схватить нож да вонзить в него по самую рукоятку или разрядить в него автомат! Но Хьен много говорил с ней, сказал, что этот убийца уже на пути к раскаянию, что он многое понял. Он хочет начать жить сначала и стать человеком. Он хочет взглянуть на лицо своего ребенка. И нельзя снять все повинные головы, расстрелять всех убийц и злодеев. Надо терпеливо переделывать их, помочь им вернуть человеческий облик. Так велит партия, и матушка Эм помнила это.
Яркое полуденное солнце выглянуло из-за серых туч и осветило все поле.
Хьен, возвращавшийся от своих бойцов, встретил матушку Эм у околицы, у зеленых бамбуковых зарослей, живой изгородью окружавших деревню. За руку она вела Шипя. Все, кто был неподалеку на поле, тоже увидали ее, распрямили спины, оставив работу, и стали смотреть ей вслед. Трактористы, чужие здесь люди, и те повысовывали головы из кабин.
В самом конце поля, на оставшейся пока нераспаханной полоске земли, у только что засыпанной воронки комендант собрал пленных.
Матушка Эм и мальчик медленно двигались в том направлении. Хьен шел следом за ними. Облака, пролетая над полем, на миг закрыли собой солнце, и поле сразу насупилось, стало угрюмым, но тут же вновь засияло солнце, и поле заулыбалось под ним.
Подошли. Матушка Эм краешком глаза глянула на толпу пленных у другого края воронки. Люди в серых в красноватую полосу одеждах молча стояли, стянув кепи, зажав их в руках и наклонив головы. Среди этой притихшей толпы, исчадий зла, матушка Эм вдруг узнала его — прижав руки к груди, к ним кинулся высокий мужчина. У ног старой женщины и ребенка он упал на колени и уронил голову низко на грудь.
Матушка Эм не вымолвила ни слова, не сделала и попытки его разглядеть. Лишь по ее лицу, изборожденному морщинами, пробежала судорога, и тут же явственно проступила на нем глубокая боль.
— Ступай к отцу, — едва слышно сказала она, и видно было, какого труда стоят ей эти слова. Но маленький Шинь испуганно цеплялся за нее, и тогда она сделала шаг вперед и, протянув руку, подняла майора с колен.