— Да, — тихо ответил майор.
— А из вас двоих кто-нибудь был тут, в крепости, в семьдесят втором?
— Нет, лично я не был, — поспешил заверить лысый, — Я тогда был в Тхыатхиене. Да вам это, наверно, известно.
— Ну а вы?
— Был… — ответил майор. — На западном фланге. Паше подразделение придали на усиление десантникам в самом конце операции…
Вдруг его охватил страх:
— Но про тот период я все написал…
— Нет, не думайте, что это допрос. — Комендант усмехнулся, протянул ему, вынув из пачки, сигарету, — Курите. Просто поговорим, с допросами уже покончено. Я ведь тогда тоже здесь был, до конца. Дело прошлое, но не мешало бы кое-что и припомнить. Мы с вами все трое — вьетнамцы, вот и поговорим просто как люди. В этих местах мы с вами недавно уже говорили — на языке пуль и снарядов, а вот по-человечески побеседовать пока не довелось.
— Поймите, — сказал майор, — тогда здесь мы были просто слепым оружием американцев!
— Хорошо, если вы сейчас это поняли. Кое в чем я с вами согласен, но ведь на деле все обстояло несколько по-иному. Я очень хорошо помню, что тогда все ваши части, оборонявшие город, и солдаты и офицеры, сравнивали себя чуть ли не с защитниками Ленинграда. Было такое?
— Нет, так говорили те, кто сидел в Анлоке!
— Но ведь большинство десантных и штурмовых батальонов пришло сюда как раз из Анлока. Так что, наверно, и вы к таким героям себя причисляли?
— На войне чего не бывает. Я совершил немало ошибок…
Комендант, видимо размышляя о чем-то, долго молчал. Потом он снова продолжил разговор:
— Наверняка вы слышали последнее выступление вашего президента и главнокомандующего Нгуен Баи Тхиеу, перед тем как он отрекся, а потом бежал на Тайвань. Я тоже его слышал — заявление было просто паническим. Понимаю, что вы с горечью приняли его отречение, оно лишало вас всяких надежд, но не станете же вы отрицать, что Тхиеу тогда верно выразил и общие ваши настроения, и общую позицию.
— Что вы имеете в виду? — осмелился задать вопрос лысый.
— Озлобление и недовольство своими американскими хозяевами, бросившими вас на произвол судьбы.
Майор поднял голову и после минутного раздумья сказал:
— Вы правы. Американцы большие прагматики. Если видят, что дело не выгорит, тут же сматываются. К семьдесят пятому ни их авиация, ни флот нас уже не поддерживали, и мы со своей миллионной армией оказались совершенно беспомощными, потому что привыкли — огневую мощь обеспечивают американцы.
— То-то и странно, что именно в семьдесят пятом, когда вы отступали, драпали, сметая все и топча друг друга, среди этой паники многие офицеры пребывали в недоумении: куда подевалось все, что было в семьдесят втором, — и боевой дух «защитников отечества», и сила удара? Ведь были такие настроения, верно?
Майор понял, что хотел сказать комендант.
— Продали отечество, торговали им и оптом и в розницу, и военные оказались не защитниками отечества, а обыкновенными наймитами. Я о многом передумал, многое понял…
— Думаю, далеко не все. В этой войне вашими противниками были не одни только солдаты армии Освобождения, а весь народ, все вьетнамцы. Американские советники чуть ли не по пятам за вашими офицерами ходили, даже в разгуле и попойках и то вместе были, готовы были любую вашу прихоть исполнить: послать Б-52 в этот квадрат — пожалуйста, в тот — пожалуйста, а вы, ничтоже сумняшеся, знай себе тыкали пальцем в карту, и американские бомбы и снаряды так и летели, так и летели… Семь миллионов тонн американских бомб сброшено над Вьетнамом — вот что вам надо крепко-накрепко запомнить! Вот она, ваша огневая поддержка! Жаль, что нельзя провезти вас хотя бы по этой одной провинции, показать, во что здесь превратились поля и деревни. Хотя зачем далеко ходить, достаточно на этот город взглянуть. Или на этих ребятишек, что каждый день появляются здесь и рады подобрать любую железку или хотя бы на треть уцелевший кирпич. Да, вам все это сотворить большого труда не стоило — достаточно было лишь глянуть на карту, а потом повернуться к советнику и бросить пару фраз на ломаном английском. Да хватит ли у вас духа осознать до конца, что вы тут натворили?!
— Я уже давно, — ответил майор, — неотступно думаю над тем, во что все это вылилось. Цепь ошибок…
— А ведь есть и такие, кто до сих пор не может избавиться от реваншистских настроений. Какое вы этому дадите объяснение?
— Мракобесы и идиоты, — выдавил из себя майор.
Лицо коменданта стало строгим:
— Так ведь и вы сами за последнее время не раз оказывались таким же, то есть, если воспользоваться вашим же выражением, мракобесом и идиотом. Да вам просто повезло, что все ваши побеги окончились неудачей. Пора наконец понять: если за целые десятилетня американцам ничего не удалось сделать, то вам, горстке, как вы сами сказали, мракобесов и идиотов, и подавно ничего никогда не удастся!