Разговор продолжился по пути домой.
— Ну а ты, Ливи? Ты бы с кем закрутила без зазрения совести?
— Без зазрения совести? — переспросила я, потянув время. — То есть десять из десяти? Не знаю… с тем же Джеймсом Бондом, например.
— С каким? Их много было.
— С любым.
— Фу-у, и ты меня стыдила связью с сорокалетней! Они же все типа как мамонты древние.
— Я не про актёров, игравших его, говорю, а про самого Джеймса Бонда, шпиона! Это так заводит: секретность, тайны, пароли, случайный секс на лодке в океане и всё такое…
— Когда последний раз я подкатывал к тебе в лодке, ты что-то не очень завелась.
— Заведёшься тут, когда комары даже в глаза норовят укусить. А в океане комаров неееет… — мечтательно протянула я.
— Ага, только цунами и киты!
— Умеешь же мечту испоганить!
— Ладно, не сердись, капелька! — Майк засмеялся и притянул меня к себе. — Сегодня ночью разрешаю называть себя Джеймсом.
Я любила заниматься сексом.
Вернее, не так: я любила заниматься сексом с Майклом.
В общем-то, на этом всё. Муж был моим первым и единственным мужчиной. Правда, между тем, как из первого он стал единственным, я имею в виду — перед Богом и людьми — прошло чуть менее трёх лет. И, если закончить с цифрами, — более семнадцати с момента нашего первого знакомства.
Да, мы вместе лепили куличики. Обычное дело в песочнице городского парка, особенно если учитывать, что парков в городе было немного.
Сначала сдружились наши мамы, а потом уже и мы. Вообще-то наша дружба могла погибнуть в зародыше: при первой встрече Майк — или, как его тогда называли, Майки, — оторвал ручку у моего любимого ведёрка с цыплёнком Цыпой. Я за это кинула в него найденной неподалёку засохшей собачьей какашкой.
Мы вместе ходили в детский сад, потом в школу. Нас дразнили женихом и невестой, потому что ни я, ни Майк не давали друг друга в обиду. Он хвостиком бегал за мной, опекая, чем иногда порядком раздражал. Из-за этого мы ссорились и, бывало, неделями не разговаривали. Но долго дуться ни он, ни я не могли, и всё возвращалось на круги своя. Позже к нам присоединилась Ким.
Кимберли Хейз — двоюродная сестра Майкла. Её семья переехала в Лонгвью из Олимпии, когда Ким было шесть. Маленькая, застенчивая девочка с чёрными, как смоль волосами, подстриженными под горшок, и без четырёх передних зубов, мне сразу понравилась. Мы вместе гоняли на велосипедах, строили штабы на деревьях и обстреливали шишками из-за кустов проезжающие мимо машины. Нам было здорово вместе. Лучшей жизни тогда я себе и представить не могла.
Она закончилась, когда мама с папой решили развестись.
Мне было десять, и родители пытались сделать всё возможное, чтобы развод «не очень отразился на психике ребёнка».
Честно говоря, меня и сейчас удивляет, как они смогли так долго продержаться вместе. Казалось, у них не могло быть ничего общего: спокойный, где-то даже флегматичный папа, Генри, шеф городской полиции, и Хлоя, моя славная, бесшабашная мама, каждую неделю менявшая увлечения и ежемесячно — цвет волос. Наверное, это и есть наглядное подтверждение тому, что люди говорят о противоположностях. Но и у их притяжения был свой срок годности.
Мама забрала меня с собой в Даллас, где жила её родня. Я страшно не хотела уезжать, закатывала истерики и требовала оставить меня в Лонгвью с отцом. Но тогда папа повёл себя очень мудро. Как-то вечером он зашёл в мою комнату и, сев на кровать, взял за руку:
— Я понимаю, солнышко, как тебе тяжело. Пойми, маме сейчас не легче. Она очень переживает из-за всего этого, но так будет лучше для всех. Я хочу попросить тебя приглядеть за ней. Ты же знаешь, какая она у нас. Одна она там не справится…
Папа замолчал на полуслове и отвернулся от меня к окну.
— А как же ты? — шёпотом спросила я.
— А что я? — Папа прочистил горло и продолжил с наигранным энтузиазмом: — Со мной всё будет в порядке. У меня есть работа, очень важная работа, ты же знаешь. — Он сделал ударение на слове «важная». — Потом Марти Вуд попросил подсобить ему с новым лодочным сараем. Эндрю Хейз пообещал, что летом мы обязательно сходим в горы поохотиться на лосей. А рыбалка, Ливи?! — Тут уж энергии папе было не занимать. — Подумай сама, какая в Далласе может быть рыбалка? Да и за домом кому-то надо присматривать…
— Я люблю тебя, папочка! — Я прильнула к нему, борясь со слезами.
Он поцеловал меня в макушку.
— Я тоже тебя люблю, детка. Ты будешь навещать меня?
— Конечно, пап, на все-привсе праздники и каникулы.
Конечно, так часто, как мне бы хотелось, в Лонгвью я не приезжала. А потом уже и не хотелось: новые друзья, новые заботы, да и мама не любила подолгу оставаться одна. Я приезжала к отцу два раза в год — сразу после Рождества и на один из летних месяцев. Спустя некоторое время поездки на Рождество канули в лету, а летний месяц превратился в две недели, да и их мы проводили, выезжая куда-нибудь на побережье.