Солнечный свет падал на траву, которая, отражая его в каплях росы, посылала мириады крошечных солнечных зайчиков в бег по заскорузлым стволам деревьев. Лес светился изнутри зелёным: тёплым, ярким, с вкраплением сахарно-желтых крупиц. Таким смутно знакомым, виденным где-то ранее — я всё силилась вспомнить где, — зелёным светом. Мне хотелось раствориться в нём, стать частью его или же, наоборот — наполниться, напитаться им, вместить его в себя, утопив даже память обо всех остальных цветах, которые когда-либо видела.
Лес начал просыпаться. Он наполнялся звуками, постепенно разрушающими тихое, заворожившее меня очарование. Каждое мгновение становилось непохожим на предыдущее, меняясь как в калейдоскопе. Шуршание переходило в шепот, шепот — в свист, свист — в звон, звон — в удары. Ещё удары…
И ещё…
Кто-то настойчиво барабанил в дверь нашего номера.
Не в силах открыть глаза, я ткнула ногой в ту сторону, где предположительно должен лежать муж. Раздавшийся в ответ недовольный рык был доказательством, что с выбором направления я не ошиблась.
— Майк, иди открой.
— М-мм…
— Вставай, говорю! — Я опять его пнула.
— Не могу, — простонал Майкл.
— Можно подумать, я могу.
Стоило оторвать голову от подушки, как из моей груди вырвался стон.
— Чё-ёёрт, как же мне плохо…
— Пол холодный? — задал Майк совершенно неожиданный вопрос. Всё ещё находясь в полугоризонтальном положении, я спустила одну ногу на пол:
— Вроде обычный.
— Тогда не открывай. Даже если пожар, до нас он ещё не добрался.
Сказав это, он перевернулся на другой бок, предоставив мне возможность самой разбираться с парнями в касках.
А не пошли бы они!
Я бы с удовольствием последовала примеру Майка, но стук стал настойчивей и громче — в дверь непрестанно колотили и теперь уже явно ногой. Возникло ощущение, что конечная цель этих нескончаемых ударов — моя бедная голова.
Да уж, сама виновата: решила же вчера пить только ром, зачем надо было наливаться текилой в баре? Ничему-то меня жизнь не учит!
— Иду! — крикнула я в сторону коридора, со стонами и оханьем сползая с кровати.
Кто-нибудь, убейте меня!
На негнущихся ногах я пошлёпала в коридор. Проходя мимо большого зеркала в коридоре, я отшатнулась, увидев в нём отражение. Предположительно — моё.
Вчера, добравшись до номера, все силы я бросила на то, чтобы уложить Майка. И если вытащить его из такси и довести до дверей мне помог расторопный малый из службы сервиса — за что, разумеется, был щедро вознаграждён, — то в номере пришлось действовать самой. Я дотащила Майкла до кровати и, кинув поперёк, стянула брюки и носки. Ворочая его, словно огромное спиленное бревно, которое уже снова успело пустить корни, я сняла с него рубашку. Последние силы ушли на то, чтобы передвинуть к тому моменту молодецки храпящего мужа на его половину, освобождая себе место для сна. Поэтому неудивительно, что я испугалась того, что смотрело на меня из зеркала.
Это был кто-то, или правильнее будет сказать — что-то, лишь отдалённо напоминающее женщину. Я не только не смыла вчерашний макияж, но и не разделась. Платье сбилось до талии, довольно оригинальным топиком топорщась над трусиками. Волосы спутались и выглядели так, будто я всю ночь проспала на одном боку.
Но самая беда была с лицом. Тушь осыпалась даже на шею, подводка сбилась в уголках глаз чёрными комочками. Веки, похоже, пережив не один удар боксёрской перчатки, были катастрофически опухшими. Цветом лица я напоминала несвежего покойника. Губы немного саднило от соли и лимона.
Но то, что творилось внутри организма этого нетвёрдо стоящего на ногах чудовища, не шло ни в какое сравнение с его внешним видом. Ему было плохо. Нет! Ему — мне — было плохо!!!
Стук стал напоминать удары кувалдой, и я поспешила в ванную. Сорвав с вешалки гостиничный халат и схватив с раковины солнцезащитные очки, я бросилась к двери, спотыкаясь о разбросанные повсюду вещи.