Эмоции перехлестнули через край. Сердце колотилось в груди сильными, сжимающими ударами, выбивая из лёгких воздух. Я начала задыхаться и, пробормотав извинения, бросилась прочь из зала. Оказавшись в огромном пустом холле, в котором ещё час назад весело попивала шампанское, я шагнула к одному из французских окон, что располагались по всей длине холла, и, не раздумывая, рванула его на себя. Оно легко поддалось, и я решительно шагнула на засыпанный снегом небольшой балкон. Лёгкие туфельки промокли насквозь, подол платья отяжелел, впитав в себя снег. Голова освободилась от мыслей, остался только пронизывающий до костей холод. Я замёрзла, но уходить не торопилась. Ветер высушил слёзы, а студёный воздух выровнял дыхание. Вернее, то, что поначалу было истеричными всхлипами, потихоньку перешло в рваные вздохи; так дышится, когда на улице очень сильный мороз и ты боишься, что, недостаточно медленно вдыхая, можешь простудить горло. Я успокаивалась и так же, как Дилан, сильно зажмурилась, пытаясь выжечь из головы эту картину: богато украшенный зал, из которого зеленоглазый мужчина с любовью смотрит на меня. Рядом с ним сидела его невеста. Он не должен был [i]так[/i] на меня смотреть. Мы провели незабываемую ночь, полную всепоглощающей страсти, которую ни он, ни я в друг друге и не подозревали. Как можно настолько раствориться в другом человеке, перетечь в него, слившись каждой клеточкой тела, сердца, души... Дыша в унисон, боясь моргнуть, чтобы не пропустить ни малейшего вздоха, взгляда, эмоции - как это могло вмещаться в нас? Я это помню. И Дилан должен помнить. И, если тогда, в больнице, мне показалось, что он забыл, что прогнал эти воспоминания, заменил их на более спокойные, не такие испепеляющие, неужели я могла его за это осудить? Ведь это был самый лучший, самый безболезненный выход - забыть. И теперь я с ужасом видела, что и для Дилана ничего не прошло бесследно. Именно что с ужасом: знали ли мы, знала ли я, на что шла? Я отдавалась этому мужчине вовсе не во временное пользование, и до последнего он был мне верен. И вот именно сейчас я поняла, что это, чёрт возьми, очень плохо. Одно дело, когда больно тебе, а другое - когда больно тому, кого ты любишь. Так любишь, что, видя его страдания, очень хочется никогда не появляться на свет. - Любовь моя, что же я с тобой сделала? Я закрыла лицо руками. На этот раз справиться с рыданиями не получилось. Мне нельзя было снова появляться в его жизни. Это была непростительная ошибка. Я приношу боль тем, кого люблю. Только боль и ничего больше. Господи, как же тяжело!.. Дилан пытался быть счастливым, пытался наладить свою жизнь. Не знаю, удалось ли это ему до конца, - ведь те слова, что он сказал мне почти три года назад, шли от самого сердца. И я верила им. И он верил в то, что говорил. Я не вправе винить его за то, что теперь он хочет о них забыть. Ведь это же невозможно - безответно любить кого-либо так долго и не мучиться этим. Я знаю это по себе. И то, что я сейчас увидела, ни капли не облегчило мои страдания.
Гул голосов проникал через приоткрытое окно. Постепенно холл заполнялся публикой. Вытерев глаза подолом платья, я сделала шаг назад и вступила в людское море. Затеряться в толпе - об этом можно было только мечтать. Но выход находился слева, а меня несло в противоположном направлении - туда, откуда из открытых дверей лилась музыка. Я не хотела танцевать. Мне не было дела ни до круживших вокруг меня дам - красиво причесанных, в элегантных нарядах, сверкающих драгоценностями, ни до их спутников, уже не таких подтянутых, как в начале вечера, уже расслабленных изрядно долей алкоголя и свободным общением. Люди давали волю своим истинным чувствам, получая удовольствие от того, где они, с кем они и кто они. Они не замечали меня, как и я не замечала их. Одиночество в толпе - что может быть приятнее. Где-то там меня наверняка ищет Стивен. Но свой телефон я оставила в пальто, поэтому связаться со мной он никак не мог. И хорошо. Меньше всего мне хотелось сейчас видеть знакомые лица. Внезапно кто-то крепко схватил меня за талию. Голыми плечами я ощутила холодный шёлк смокинга. Шею обдало горячее дыхание, с изрядной примесью виски. - М-мм, какая птичка попала в мои сети. Обернувшись, я столкнулась взглядом с самодовольной ухмылкой Райли. - Не думаю, что готов отпустить тебя сегодня, красавица. Я дёрнулась вперёд, но он крепко держал меня, протискивая нас в середину зала. Оказавшись на месте, Райли резко повернул меня и прижал к себе. Сквозь тонкий шёлк платья я почувствовала его эрекцию, упирающуюся мне в живот. - Пусти, - прошипела я. - Сейчас же. - Нет, детка. Его ухмылка стала ещё шире. Красивое лицо исказилось от похотливого выражения; он буквально раздевал меня глазами. Я почувствовала, как его руки шарят по моей спине, задерживаясь на заднице. Райли сжал её так крепко, что, скорее всего, завтра там будут синяки. Я охнула от боли, с ужасом наблюдая, как он наслаждается вызванным эффектом. - Я захотел тебя сразу, как только увидел. - Жарко зашептал он на ухо, почти касаясь его своими холодными тонкими губами. - Ты самая горячая малышка, которую я когда-либо видел. М-мм, - мечтательно протянул он, - я уже слышу, как ты умоляешь взять тебя и раздвигаешь свои прелестные ножки. Как я проскальзываю в твою жаркую киску и трахаю тебя до умопомрачения. - Райли сделал резкое движение бёдрами в меня, показывая, как это будет. Я была в ужасе от того, что это происходит со мной. Более того, это происходит сейчас, здесь, на губернаторском балу, где нас окружают тесно танцующие пары. Если бы подобное случилось в клубе, я бы давно уже съездила по яйцам этому любителю быстро потрахаться. Но устроить здесь ещё одну сцену с моим участием было бы слишком. Я упёрлась руками в грудь Райли и попыталась оттолкнуть его. Он тихо рассмеялся, всё ещё крепко держа меня ниже спины. - Любишь сопротивляться? Я тоже это люблю. Так ты меня ещё больше заводишь. - Отвали от меня, придурок! Я сказала это достаточно громко. На нас начали оборачиваться. Внезапно его хватка ослабла, и через секунду Райли выпустил меня из рук. Я тут же отшатнулась от него, почувствовав свободу. Райли сделал шаг в сторону и недовольно обернулся. Я тихонько охнула: за его спиной стоял Дилан, и его вид не предвещал ничего хорошего. Его зелёные глаза пылали, челюсть была крепко сжата, под кожей ходили желваки. Правая рука лежала на плече Райли, и это был совсем не дружеский жест, потому как тот скривился, когда Дилан сжал его. - Райли, - только и сказал он, как бы прося об одолжении потанцевать с его дамой. - Дилан, - попытался улыбнуться тот. Без особого, к слову сказать, успеха: улыбка чем-то походила на волчий оскал. Подняв руки вверх, он попытался отшутиться: - Конечно, конечно, она твоя! Дилан уже не обращал на него внимания. Он неотрывно смотрел на меня, делая последний шаг. Одна его рука оказалась на моей талии, другая нашла мою руку и нежно сжала пальцы. - Моя, - подтвердил он слова Райли.