Оставив машину на подъездной дорожке, мы направились к могиле Майкла. Марти держал меня за руку, тяжело ступая по заметенному снегом проходу. Надгробная плита была занесена снегом. Присев на корточки, я принялась варежкой очищать её там, где значилось имя. Марти стоял рядом с букетом белых роз - строгий, вытянувшийся в струнку. - Он очень любил тебя, Ливи. Моя рука остановилась на дате рождения Майкла. - Знаю, Марти. Я тоже любила его. И всегда буду любить. Варежка намокла, пальцам становилось холодно. - Думаю, он бы не хотел этого, - внезапно произнёс он. - Чего именно? - Чтобы ты хранила ему верность до конца своих дней. Прервав своё занятие, я недоверчиво покосилась на Марти. - Ты предлагаешь мне всё забыть и жить дальше? - Я не прошу забывать, - сказал он твёрдо. - Я хочу сказать, чтобы ты подумала о себе. - Я... - Дай мне сказать. - Останавливая меня, Марти поднял руку. - Я всё вижу, Ливи. Ты совершенно не думаешь о себе. Ты думаешь обо всех: детях, друзьях, обо мне, Генри, о Майкле, наконец, - но только не о себе. Пришло время изменить это. Мы всегда будем рядом. Все мы. Всё это, - он взмахнул рукой, обрисовывая мир вокруг, - всегда будет у тебя, и ты ничего не потеряешь, если пустишь сюда что-то новое. Если дети увидят блеск в твоих глазах, неужели он не отразится в них? Не беги от счастья, если оно постучится в твою дверь, Ливи. Впусти его, позволь себе быть счастливой. Подумай об этом, дочка. Он аккуратно положил цветы в снег рядом с наполовину расчищенной плитой и пошёл назад к машине. Слова Марти застали меня врасплох. Они были так похожи на те, что говорила мне Эллен Митчелл, но услышать их из его уст казалось более важным. Лишь только я подумала об этом, как воспоминания о произошедшем в Сиэтле острой болью отозвались в груди. Я хотела быть счастливой, я почти позволила себе это, но Дилан ушёл, лишив меня права на счастье. И внезапно мой разум пронзила страшная догадка: этот танец был нашим прощанием. Дилан понял, что я, так же как и он, не властна над притяжением, что мы испытываем друг к другу. Для него я до сих пор замужем, и неважно, что на этот раз за другим. Он решил, что если бы не эта случайная встреча, я бы и не вспомнила о нём. Дилан принял мою любовь за желание, а с ним, в отличие от любви, можно совладать. Я так и не сказала, что люблю его. Тогда я этого не сделала из-за страха разрушить наши жизни, а сейчас он не дал мне на это времени. Разве я могла его в этом винить? Всё, что я делала, представляло собой череду страшных ошибок - моих ошибок, - которые, в конце концов, забрали у меня Дилана. Он ушёл навсегда. Ноги подкосились, и я упала в снег. - Господи, прости меня! - Я зарыдала, не в силах больше вынести боль, раздирающую грудь. - Прости меня, пожалуйста, прости... Я просила прощения у всех: у Майкла, Дилана, детей, Марти... Я плакала, уткнувшись лицом в мокрые рукавицы, потому что наконец поняла: своим желанием оградить себя от своих же чувств, я навредила им всем. Мне нет счастья без Дилана, - увидев его снова, я осознала это как никогда чётко. И ему нет счастья без меня - уверенность в этом жила во мне с того момента, как я оказалась в его объятиях. Без нашего совместного счастья никто вокруг нас не будет счастлив. Теперь я знала, что делать. Я встала с земли, вытерла глаза и отряхнула снег. - Чтобы я ни сделала в прошлом, Майки, - я смотрела на выбитое на камне имя. - Я никогда не перестану любить тебя. Но сейчас я хочу попытаться снова быть счастливой, а без него у меня это не получится. Теперь он - моя жизнь. Это так, дорогой. Прости меня за это.
Когда мы вернулись, в доме пыль стояла столбом. За пять минут, прошедших после нашего прихода, я насчитала, по крайней мере, человек сорок детей. На самом деле, их было от силы десяток, включая моих собственных и близнецов Ким. Они кричали, бегали, прыгали по дому, не реагируя на окрики взрослых. Стивен пытался организовать их в одну игру, но дети разбегались, как рассыпанные по полу горошины, и мы натыкались на них во всех углах. Макса и «эм квадрат» я застала под лестницей. С таинственным видом они что-то обсуждали, хихикая и шикая друг на друга. - Что вы здесь делаете? А ну-ка, вылезайте! С воплями и гиканьем мальчишки взлетели по лестнице, куда следом, к моему удивлению, поднялся мой папа. И тут же, словно по сигналу, смеющаяся Ким протянула мне завязанную бантом коробку. - Иди наверх и переодень Эбби. И сама переоденься. - Зачем это? - Моя одежда не очень отличалась от той, что была на подруге, - джинсы и футболка. - Давай, давай, - хохотнула Ким. - Мы здесь и без вас управимся. - Опять что-то придумали? - нахмурилась я. - Ты же знаешь, я не люблю сюрпризы. - Это не мы, а Макс. И не для тебя, а для Эбби. Идите наверх, переоденьтесь и ждите моего сигнала.