После его смерти папа и Марти несколько раз предлагали Максу к ним присоединиться, но он всегда отказывался. Я знала: Максу трудно справиться с потерей Майкла, и даже не столько отца, сколько друга, который всегда был рядом. Я не могла вспомнить ни одного случая, когда бы Майк ругал Макса. По-моему, это случилось лишь раз, когда тот в возрасте трёх лет ушёл со двора, и мы выловили его недалеко от городского парка. Он сжимал в кулачке маленькую мышку-полёвку и объяснил, что пошёл искать домик родителей Стюарта Литтла. Полузадушенного грызуна выпустили, Макса отругали и вымыли антисептическим мылом. А после того как он заснул, я весь вечер прорыдала на плече у мужа, с ужасом представляя, что могло случиться с маленьким мальчиком, живи мы не в тихом провинциальном Лонгвью, а в городе покрупнее.
Вчера, разговаривая с Ким, я узнала, что Стивен собирается на несколько дней в горы. - Дай-ка мне поговорить с ним, - попросила я подругу. Когда в трубке раздался его задорный мальчишеский голос, я сразу перешла к делу: - Слышала, ты собираешься на рыбалку? - Ну да, - ответил Стив простодушно. - Форель на нерест пошла. Половлю в своё удовольствие. Да и хорошо сейчас в горах, тепло. - Извини за навязчивость, но, может, возьмёшь с собой Макса? - Задав вопрос, я быстро добавила: - Если, конечно, он тебе не помешает. - Что ты, конечно, не помешает! - воскликнул тот. - Я давно хотел его позвать, но дядя Марти говорил, что Макс разлюбил рыбалку. - А ты позвони ему сам и пригласи. Я была уверена, что это сработает: Стивен был кузеном Майкла и одним из ближайших друзей, и Макс из уважения к памяти отца мог побояться ответить отказом. - Замётано! Я наберу ему вечером, окей? - Окей, Стив. Спасибо тебе! - Да не за что, Ливи. Всегда рад помочь. - Его голос моментально стал серьёзным. - Ты звони, если что-нибудь понадобится. Обязательно звони, хорошо? - Хорошо, - пообещала я. - До вечера. Стивен перезвонил, и вот уже битый час Макс носился по дому, собирая свои пожитки. Участие в его сборах я не принимала. Да он бы и на шаг не подпустил меня к своим вещам: сам скрупулёзно, с любовью и вниманием собирал, всё складывал и упаковывал.
- Макс! Я звоню Стиву. - Не кричи, я здесь. Зайдя на кухню, сын устало опустился на стул и хмуро уставился в поставленную перед ним тарелку. Конечно, я бы никогда не выполнила своих угроз. Наоборот - я была очень счастлива за своего мальчика и безумно благодарна брату Ким: за полтора года, прошедших со смерти Майка, я впервые видела прежнего Макса. - А когда тётя Ким приведёт Эбби? - Макс взял вилку и принялся за жаркое с овощами. - Думаю, через полчаса, а что? - Надо сегодня лечь пораньше. Я села напротив сына с кружкой кофе в руках. Жаркое исчезало с его тарелки с катастрофической скоростью. Похоже, у него ещё остались дела, которые надо было завершить до возвращения Эбби. - Стив сказал мы выезжаем в пять. - Хочешь, ложись сразу после ужина, я сама почитаю ей сказку. Макс перестал жевать и выразительно посмотрел на меня: - Нет, мам, я сам. У тебя плохо получается. Со мной она быстрее засыпает. Он снова уткнулся в тарелку, а у меня в который раз защемило сердце: мой маленький мальчик снова говорит, как взрослый мужчина. С самого первого дня Макс стал для сестрёнки тем, кем был для него Майкл - другом и защитником. Он всеми силами помогал мне, стараясь быть полезным. Эбби была нашим солнышком, нашим общим с Максом ребёнком. Мне приходилось напоминать себе, что сыну всего восемь и, по сути, он сам нуждается в помощи. Но в том состоянии, в котором мы все пребывали после пережитого, никто не мог адекватно оценить ситуацию. Когда после трёх месяцев ада, в который я себя вогнала, переживая смерть Майкла, дети снова вернулись домой, то первое время мы все жили в одной комнате. Макс отказывался уходить в детскую, спал вместе со мной и Эбби. А я и не настаивала: в те дни настаивать на чём-либо у меня не получалось. Я нуждалась в сыне так же, как и он во мне. Мы держались вместе, как после кораблекрушения, вытаскивая друг друга за волосы из пучины отчаяния и слёз. Эбби стала той, кто привязал нас друг к другу. Нашей точкой соприкосновения. Ведь, вот уже полтора года, как Макс отказывался говорить со мной об отце. Я слышала, как он плачет у себя в комнате, знала, что он частенько проводит время в гараже, рассматривая его вещи. Я даже отвела его к психологу, но Макс отказался с ним разговаривать. Хотела на некоторое время отправить его к маме в Даллас, но, как только заговорила об этом, Макс закатил истерику. Я плакала из-за того, как быстро повзрослел мой сын, и сердилась на весь мир: на судьбу, на бога, на себя, а больше всего - на Майка, что оставил нас. Что оставил его.