Я пришла в себя через три дня. Как объяснили врачи, пережитый стресс вогнал меня в состояние комы. Сработала защитная функция организма, когда разрушение души грозило разрушению тела. Но даже после того, как я пришла в себя, врачи не решались отпускать меня домой, держа на успокоительных. Через некоторое время у меня начались проблемы со здоровьем: швы плохо заживали, то и дело поднималась температура; меня постоянно рвало... Этот кошмар продолжался около месяца. Дети жили у Ким. Папа приходил каждый день. Мама и Тим прилетели из Далласа и сутками просиживали около моей постели. Марти Вуд, отец Майкла, за один день превратившийся в дряхлого старика, пришёл ко мне всего лишь раз, и то на пять минут: ни он, ни я больше бы и не выдержали... На похоронах Майкла был весь город. Все любили и уважали моего мужа и в равной степени разделяли моё горе. Но я не могла разделить его ни с кем. Потому что моя боль была замешана на чувстве вины: многого я не дала Майку, многого не успела сказать, во многом не успела признаться, за многое не попросила прощения, во многом вела себя с ним не так, как он заслуживал. Я не хоронила мужа, и это стало моим проклятием. Я ждала его каждый день, каждый час и каждую минуту. Всякий раз, просыпаясь, я испытывала облегчение от того, что этот кошмар закончился. Что это был всего лишь сон, и вот сейчас Майк зайдёт ко мне, поцелует и... Реальность наваливалась, прорываясь сквозь одурманенный лекарствами мозг. Сон смешивался с явью, и я снова плакала и кричала, кричала и плакала, пока не получала новую дозу успокоительного и обезболивающего. Дома я оказалась через месяц: родители на двоих решили, что в родных стенах мне будет легче смириться с потерей. Но прошло ещё два, прежде чем я пришла в себя и забрала у Ким детей. Макс не сказал мне ни слова. Со своей новорожденной дочерью я практически не была знакома. Мне пришлось спрашивать у подруги, что она любит, какие подгузники ей подходят и от чего у неё бывает аллергия. Чувство вины перед детьми, родными и друзьями, перед Майклом, поглотило меня. Вгоняя себя в ещё большую пропасть, я уцепилась за своих малышей, как за последнюю возможность остаться в рассудке. Ничто и никто больше меня не интересовал. Я стала одержима детьми, навсегда закрыв себя от всего, что их не касалось. Я так же работала в нашем маленьком магазинчике. Тимоти Фордж не убрал имя Майкла со своей вывески, и я, как его наследница, получила в своё распоряжение половину автомастерской. Ничего не понимая и не разбираясь в этих делах, я всё отдала в руки Пола, который к тому моменту оправился от травм и занял место Майкла в управлении их предприятием.
Муж Ким, как только смог передвигаться, пришёл в наш дом и, упав на колени, начал просить у меня прощения. В случившемся вины Пола не было: за рулём сидел Майк, а у водителя грузовика, врезавшегося в их внедорожник, случился сердечный приступ. Майк не пытался увернуться, приняв весь удар на себя. Должен был сработать инстинкт самосохранения - нередко водители, уходя от удара, подставляют пассажиров. Но только не мой муж. Для него всё равно, кто сидел рядом - Пол, я, Макс или незнакомый человек, - он никогда бы не стал рисковать жизнью кого-либо другого, кроме себя. И, будучи умелым водителем - в чём я никогда не сомневалась, - Майк мгновенно просчитал все варианты и, не увидев другого выхода, подставил под удар себя. - Прости меня, Ливи, прости. Пол плакал, упав на пол и обняв мои ноги. Я гладила его по голове и не могла дышать от слёз. - Ты ни в чём не виноват, не плачь, дорогой, - повторяла я на автомате. - Нет, ты не понимаешь! Мы хотели поехать на моей машине, но она не завелась утром, и тогда пересели в машину Майка. - Мне стало страшно от тех слов, что он собирался произнести. - Я должен был быть там. Не Майк, я! Я резко дёрнула его за волосы и, подняв голову, влепила пощёчину. Голова Пола дёрнулась, но он, казалось, был рад этому. - Ты что такое говоришь? - заорала я на своего лучшего друга, глотая слёзы. - Что ты говоришь, твою мать?! Тогда не ты меня, а Майк сейчас успокаивал бы Ким! - Я кричала на него, высвобождая свои чувства. - Не смей этого говорить и не смей, чёрт побери, винить себя, дурак ты несчастный. Разрыдавшись, я отвернулась от обезумевшего Пола. Мы долго плакали вместе. - Я всё сделаю для вас - для тебя и ребят, - ты только позволь мне помогать вам, ладно? Всегда. - Пол говорил быстро-быстро, почти захлёбываясь словами. - Всегда, когда тебе будет что-то нужно, ты приходи ко мне, ладно? Ты всегда приходи, ладно? Его корявые слова, то, как он говорил, какой смысл в них вкладывал - всё это было искренне, по-настоящему. - Я знаю, Пол. Знаю... Я долго гладила его по голове, успокаивая. Он так и уснул у меня на диване, и я позвонила Ким, чтобы она не беспокоилась. Я часто просила Пола о помощи, понимая, что из-за совершенно глупого чувства вины, ему это необходимо даже больше, чем мне. Но в глубине души я хотела разорвать его, избить, ещё больше покалечить, потому что та чёрная часть меня, которую я сама стыдилась, винила его в смерти Майкла. Так же, впрочем, как и себя. И всех окружающих. Прошло ещё немало времени, прежде чем я смирилась с горем и попыталась - всего лишь попыталась! - жить дальше.