алась признаваться родителям, что сломала руку, прыгая с тарзанки. Когда соседские мальчишки напихали в наш почтовый ящик шишек и подожгли, а я, зная всех, кто это сделал по именам, не стала их выдавать. Когда прибежала к ней в слезах, узнав, что беременна, и долго истерила в страхе, что мать из меня будет никакая... - Отец Эбби не умер. По крайней мере, хочется в это верить. Её карие глаза расширились от ужаса. - Что ты несёшь?! - А то и несу! Эбби не дочь Майклу Вуду. Не только не успела стать, но и изначально не была его. Она моя! Только моя!.. Я заметалась по кухне - злая, раздражённая, растерянная... - ... и Дилана Митчелла, - тихо закончила за меня подруга. Я замолчала. Через несколько секунд, показавшихся вечностью, Ким протянула: - Так вот от кого у неё эти потрясающие зелёные глазищи. - Да. Возникло чувство, что сейчас я призналась не в самой страшной тайне своей жизни, а, скажем, раскрыла секретный ингредиент вкуснейшего блюда - так спокойно мы об этом говорили. - Но она же похожа на тебя, и... - Ким на секунду задумалась. - Вот именно, - улыбнулась я. - Она просто похожа на меня. - Правда, Эбби рыжевастенькая, а ты тёмная шатенка. - Если ты забыла, Макс тоже до двух лет в блондинах ходил. Потом начал темнеть. Ким закивала. - Да, да, мы ещё шутили, что одна из ваших бабушек согрешила с альбиносом. Мы хихикнули, вспоминая то время и ненадолго замолчали. Мне пришлось заговорить первой. - Теперь ты понимаешь, что я тогда чувствовала? - Ким коротко кивнула. - Ты права: я бы никогда не сделала больно Майклу своим признанием. У меня не хватило бы духу. Разве только на смертном одре, да и то вряд ли. Когда я узнала, что беременна, у меня даже мысли не возникло, что этот ребёнок может быть не от Майка. Мы были с ним близки до того, как ... - Я запнулась. - В общем, когда я увидела Эбби - ты же помнишь, были трудные роды, и потом пришёл папа... К горлу подкатил комок. Впервые я взяла на руки свою дочь, когда ей было уже четыре дня от роду. Придя в себя после эмоциональной комы, я потребовала немедленно принести её. Врачи отказывались, опасались за моё состояние. И, как оказалось, не зря. - Когда они вручили мне этот маленький сверток... - Слёзы снова полились из глаз, но дыхание не сбилось. Я давно научилась плакать спокойно, без всхлипов и истерик. - Помню, я сначала обрадовалась, что у неё такие же светленькие волосики, как были у новорожденного Макса. А потом она открыла свои ясные, лучистые глаза. Не как у Макса. Не тёмные. И вообще не такие. Тогда я всё поняла. Ты понимаешь, что я почувствовала? Кем я себя почувствовала, Ким? Я снова подняла взгляд на подругу. Она плакала за другим концом моего потёртого кухонного стола. Сколько же слёз было за ним пролито! Сколько горя вынесли эти стены и мы, живущие в этом доме. Сколько ещё сможем вынести? Сколько смогу вынести я? - Я возненавидела свою дочь, Кимберли! Можешь себе это представить? - Мне стало вдруг больно смотреть на неё, и, закрыв глаза, я медленно начала раскачиваться - туда-сюда, туда-сюда. - Она стала живым воплощением моей измены. Я не оставила Майку ничего. Я забрала у него и жену, и дочь, которую он так ждал и уже очень любил. Я была в ужасе от того, что сделала. - Но он ничего этого не знал, Ливи! - проплакала подруга. - Он умер счастливым, зная, что вы у него есть, что ждёте его. - Ты думаешь, мне от этого легче? Да мне во сто крат было бы легче, если бы он жил! Майк никогда бы не узнал правду о рождении Эбби. Да ему это и в голову бы не пришло в чём-либо таком сомневаться! Он бы воспитывал и любил её как свою дочь. Она и сейчас его дочь - для всех, кроме меня. Ты думаешь, это бы меня не успокаивало? Я была бы чёртовой сукой и предательницей, но только сама для себя. А он умер и теперь знает всё. Ким молчала, не в силах что-либо возразить. - Мне нужны были эти таблетки и уколы, потому что всё то время, когда мой мозг был в сознании, я плакала и просила прощения у всех - в первую очередь у Майка. Мне не хотелось жить, я корила бога за то, что не меня, а его он забрал. Это была самая страшная расплата за всё, что я сделала. За то, что позволила себе это запретное счастье. Я одним глотком осушила полный стакан виски и снова закурила сигарету, поднимая стул и ставя его напротив Ким. - А знаешь, что тогда было самым невыносимым? То, что, будучи в том состоянии, раскаиваясь, я чётко осознавала, что, если бы могла повернуть время вспять, ничего бы не изменила. Мне нужна была та ночь. Лично мне: ни как чьей-то жене, матери, дочери или подруге, а мне, лично мне - Оливии Энн. И я такая, какая есть, и никогда не буду другой. Я приняла себя, приняла как человека, которого разделили надвое, чтобы он смог отдать себя двум людям. Я любила два раза в жизни, Ким. - Иногда шмыгая носом, она внимательно смотрела на меня красными от слёз глазами, понимая, что сейчас я говорю про то, на чём строится моя теперешняя жизнь. - Всю жизнь я любила своего мужа и одно мгновение - Дилана. И обе эти любви мне необходимы. Без них я не я. И я не могла больше называть грехом то, что сделала. Потому что моя Эбби - не грех. Она дар божий. Каждый из этих мужчин был в моей жизни не случайно. Каждый подарил мне то, что сейчас составляет её смысл и счастье. Теперь дети - то, ради чего мне стоит жить. Я готова положить жизнь, чтобы Эбби и Макс были счастливы. Чего бы мне это ни стоило. И когда я приняла себя, смирилась с собой, вот тогда и поехала в первый раз на кладбище к Майклу. Ты должна помнить. Ты отвозила меня туда. Она кивнула: - Помню. Ты тогда попросила подождать в машине, а я слишком за тебя боялась и пошла следом. Я удивилась: - Правда? - Да. Я видела, как ты склонилась над могилой, постояла так немножко, потом выпрямилась и быстро пошла назад. Я еле успела вернуться. - Ким потянулась ко мне через стол и пожала руку. - Прости. Я просто сильно волновалась за тебя. Все мы волновались. - Я оставила на могиле Майка обручальное кольцо, - призналась я. - Зарыла его в изголовье. Я больше не была его женой. Перестала ею быть, когда взглянула в глаза своей дочери. Я любила его, Кими. До сих пор люблю, и всегда буду любить. Мне страшно не хватает Майка. Он всегда был рядом, а теперь его нет. И ты можешь сколько угодно презирать меня, можешь никогда больше не переступать порог моего дома, но я не хочу больше раскаиваться в том, что я теперь такое и что есть моя жизнь. - Никогда не доставлю тебе подобного удовольствия. - Ким раздраженно отмахнулась. - Не знаю, кто я сейчас больше - кузина Майкла или твоя подруга. Мы с тобой вместе, почитай, что всю жизнь (вытерев слёзы, я энергично ей закивала), - и я не могу не любить тебя, как не могу осуждать или винить в чём-либо. Это твоя жизнь, твоё решение, и оно далось тебе непросто. Я верю в это, вернее, уверена, иначе могла бы сказать, что не знаю тебя. По крайней мере, Ливи, одно ты должна знать точно: я уважаю и люблю тебя ничуть не меньше, чем уважала и любила сегодня утром. - Я растроганно заскулила. - Иди ко мне, моя маленькая лживая сучка, и я заключу тебя в свои сестринские объятия. Пошатываясь, Ким поднялась из-за стола и направилась ко мне, расставив руки. Я вдруг осознала, что мы сидим так уже несколько часов и обе до безобразия пьяны. - Ох, пожалуйста, отвали. - С удовольствием, дорогая. И, знаешь, похоже, меня сейчас стошнит. Зажав рот рукой, моя названная сестра метнулась в сторону ванной.