Раньше я, не задумываясь, согласился бы на предложение Ретта. Сколько их было - рискованных полётов, бесшабашных спусков по чёрным трассам заснеженных склонов, гонкам на предельной скорости по треку и за ним. Больше я не мог себе этого позволить. Да и не хотел. Мне нельзя было рисковать собой, потому что себе я уже не принадлежал. Утром я пообещал Лив прилететь на следующий день. Разговаривая со мной, её голос звучал преувеличенно бодро, но в конце она сорвалась и всхлипнула. - Милый, я так по тебе соскучилась. - И я, жизнь моя. Завтра в это же время мы будем вместе, обещаю. - Я встречу тебя в аэропорту. И это не обсуждается, - сердито закончила она. Я засмеялся: - Люблю тебя. И это тоже не обсуждается. Ещё до того, как попрощался, я знал, что ещё одной ночи врозь у нас не будет.
Я не мог сдержать улыбки, представляя её реакцию на моё появление. Наверняка, забыв обо всём, Лив бросится мне на шею и, не обращая ни на кого внимания, подарит долгий поцелуй. Позже она обязательно покраснеет и засмущается, но я больше её не отпущу. Я буду целовать её до тех пор, пока мы не начнём задыхаться. Она непременно засмеётся и назовёт меня сумасшедшим. Я снова улыбнулся. Сидящий через проход мужчина поймал мой расслабленный взгляд и подмигнул. - Понимаю. Каникулы на побережье. Нет ничего приятнее солнца, местной текилы и маленьких сеньорит из местных баров. Одутловатое лицо с тёмными мешками под глазами выдавало любителя выпить. Одет мой сосед был во всё белое - от пиджака, до ботинок, что при грузной фигуре делало его похожим на огромный сугроб. Он промокнул шею белоснежным платком и наклонился ко мне: - Для них такие, как мы, - лакомые кусочки. Здесь можно и повыбирать. Могу рассказать, где найти самых горячих девочек. - Спасибо. Я женат. Мужчина затрясся в беззвучном смехе. - Так и я, парень. И я. Но разве это что-то меняет? - Для меня - да, - отрезал я, дав понять собеседнику, что разговор закончен.
Неужели наступят времена, когда наши чувства притупятся, и я уже не буду так остро реагировать на Лив? Неужели и мы превратимся в одну из этих пар, развлекающихся поодиночке? Нет. Я отчётливо помню, как даже в самых смелых мечтах не представлял её рядом. Когда мысль о том, чтобы увидеть её хоть на мгновение, хоть издали, преследовала меня месяцами. Любовь - это доверие. Но было кое-что, о чём я никогда бы не рассказал своей жене. И это был не вопрос доверия, речь шла о её душевном спокойствии: Лив до сих пор остро реагирует на всё, что касается времени, прошедшего после смерти Майкла. Она чувствует вину за то, что скрывала Эбби. Мои слова о том, что я виноват не меньше, не разыскивая их, служили слабым утешением. Как я мог, не боясь расстроить любимую, признаться, что несколько раз с полдороги разворачивал машину. Что, выезжая на рулевую дорожку лётного поля, с силой отрывал руки от штурвала. Что едва не убил собственного брата, когда в рассказе о встрече с Майклом он не сказал о ней ни слова. Что часто ловил себя за тем, что выискиваю её номер в списке контактов. Хотя, кого я обманывал, - я знал его наизусть уже с той минуты, как нашёл случайно оставленный телефон Фиби и просмотрел список последних вызовов. Я мог часами сидеть, смотря на её имя, горящее на экране. Лив. Моя Лив. Что с тобой? Как ты? Справляешься ли? Тревога, помноженная на бесконечную нежность, съедала меня. Закрыв глаза, я вспоминал маленькую фигурку, стоящую в холле отеля, обречённый взгляд, полный невысказанной боли. Больше всего на свете я мечтал стереть с её лица выражение отчаяния, когда она смотрела на меня в последний раз и, оттягивая неизбежный момент прощания, держала свою руку в моей. Думать о том, что всё могло быть иначе, встреться мы в другое время и в другом месте, было равносильно пытке. Хотел ли я, чтобы Лив раз за разом переживала это чувство? Хотел ли окончательно сломать её? Ответ был очевиден. Я в очередной раз убирал палец с клавиши вызова, но полностью заряженный аккумулятор телефона стал для меня навязчивой идеей. Никогда я не расскажу своей жене, что помню каждое мгновение того утра. Я видел, как они с Майклом прощались с моими родными. Видел, как садились в такси. Видел, как украдкой ото всех Лив поглядывала на центральный вход, будто чувствуя, что я смотрю на неё. Я ловил эти последние секунды нашей, пусть не очевидной, но близости. Проводив взглядом отъезжающее от отеля такси, я подошёл к стойке регистрации и, протянув кредитную карту, назвал цифры её номера. - Простите, сэр, но он только что освободился. Нужно время, чтобы привести его в порядок. - Не нужно. Оттуда только что выехали мои друзья. Номер мне понравился. Я хотел бы оставить его за собой. В подтверждение серьёзности своих намерений я достал из нагрудного кармана предварительно свёрнутую купюру и, накрыв ладонью, по отполированной поверхности стойки пододвинул её администратору. - Вообще-то у нас так не принято, - проговорил он. Скорость, с которой купюра исчезла в его руке, доказывала обратное. Я саркастически поднял бровь и протянул кредитку. Взяв её, парень быстро провёл карточкой по терминалу. - Вот ваш ключ, сэр. - Спасибо. Я никогда не расскажу Лив, как стоял посреди номера, таращась на смятую постель и вспоминая, что мы делали в ней прошлой ночью. Как, зайдя в ванную комнату, я нашёл её белый халат, в спешке брошенный на пол. Не расскажу, что не смог сдержать стона, когда, подняв его и поднеся к лицу, почувствовал её запах. Я боялся напугать её рассказом о том, что, вернувшись в спальню, лёг на смятую подушку, которая ещё хранила отпечаток её головы и провёл так весь день в обнимку с чёртовым халатом. Уходя, я, словно маньяк, обыскал номер. Я хотел найти что-нибудь, что будет напоминать мне о Лив. В одном из ящиков комода я обнаружил пакет с моей рубашкой. «Это не очень удобно. Я всё-таки замужем». Рубашка и халат до сих пор хранились в моей городской квартире. Не думаю, что когда-нибудь смогу от них избавиться.