- Кто ты и что ты сделала с моей подругой? - Это была гражданская церемония. Ничего лишнего. Тем не менее, юридически мы муж и жена. Никто не задаст вопрос, почему мой муж хочет удочерить мою дочь. - Никто не задаст вопрос? Лив, ты что, забыла, где живёшь? - Ким смотрела на меня как на умалишённую. - Здесь всегда задают вопросы. Я сегодня весь день отбивалась от звонков: все хотели узнать, когда это ты успела поменять машину. А потом позвонила Бриттани Бишоп. Её Молли Сью видела тебя в компании какого-то мужчины. А где работает Бриттани, ты помнишь? - В мэрии юрисконсультом, - послушно ответила я, уже понимая, к чему она клонит. - Умница, - кивнула Ким. - Это Лонгвью, детка. Задавать вопросы здесь любимое занятие. - Дилан хочет, чтобы мы переехали в Сиэтл. Это была правда. С одной лишь оговоркой, что, когда мы обсуждали это, предполагалось, что он хочет быть поближе к дочери. Теперь всё изменилось, но вероятность того, что мы сразу станем жить вместе, пока вырисовывалась слабо. - Дилан хочет, - хмыкнула Ким. - Дилан захотел удочерить Эбби - ты согласилась. Ему для этого понадобилось жениться на тебе - ты и не подумала возразить. Теперь он хочет перевести вас в Сиэтл. Ким встала из-за стола и, подойдя ко мне, взяла за руки. - Ливи, а чего хочешь ты? Моя добрая, милая, светлая Ким! Она смотрела с таким участием, с такой любовью во взгляде. Ей действительно было так же больно, как и мне. Я смотрела на подругу и чувствовала, как влага скапливается в уголках глаз. - Я хочу его. Я очень сильно хочу всего этого. Не выдержав, я закрыла лицо руками и заплакала. Ким тут же обняла меня и принялась утешать. - Ну чего ты, дурочка? - Я люблю его, - всхлипывала я. - Ты не представляешь, как сильно я его люблю! И как же мне тяжело всякий раз его отпускать. Ким гладила меня по голове, не пытаясь прервать монолог. И я была очень ей за то благодарна. Глядя сквозь пелену слёз в её родные тёмные глаза, тоже наполненные слезами, я продолжала изливать ей душу. - Прости меня за то, что сейчас скажу, но, Кими, я и не думала, что любовь бывает такой. Вот он ушёл, и я... я дышу одним лёгким, понимаешь? Мне так жаль, так жаль, что я совсем не так любила Майка. Мне так жаль... Я всё повторяла и повторяла это, прижимаясь к подруге, и продолжая плакать. Дыхание прерывалось, переходя в истеричные всхлипы, и, в конце концов, у меня началась икота. Ким осторожно посадила меня на стул. Потом потянулась к холодильнику, отцепила от связки ещё одну банку пива, открыла и протянула мне: - Пей. Я взяла её трясущимися руками и начала делать судорожные глотки. Через некоторое время с рыданиями удалось справиться, и я смогла спокойно вздохнуть. Высморкавшись в комок мокрых салфеток, валявшихся на столе, я вытерла глаза и виновато посмотрела на Ким. - Прости за истерику. - Лучше истерика, чем твоё спокойное «мы поженились неделю назад». Гражданская церемония, ничего лишнего! А насчёт того, что ты мало любила Майкла... Ким снова открыла холодильник и взяла ещё одну банку пива. Теперь уже для себя. - Ты и сама не веришь в то, что говоришь. Я как-то прочитала, что для счастливой семейной жизни муж и жена не должны становиться друг для друга родными. Ну, в том смысле, что они не должны быть близкими родственниками. Муж всегда должен быть немного чужой. Понимаешь? - Нет. - Вы с Майклом были родными. Он был тебе и мужем, и братом, и отцом, и сыном в одном лице. Во всяком случае, пока у вас не появился Макс. - Внезапно она по-девчоночьи захихикала: - Знаешь, я как-то сказала Полу, что не представляю, как вы с Майком вообще любовью занимаетесь. Секс между близкими родственниками - это же аморально. Струя пива вылетела из носа, когда я поперхнулась, услышав последние слова Ким. Кашель, сопли, смех, рвущийся из горла, - всё навалилось сразу. - Да как вообще тебе это в голову пришло? Представлять нас с М-Майком... - А вот так, - хохотала Ким. - Мне казалось, вы никогда не доходите до дела. Всё время друг над другом подшучиваете, прикалываетесь. Ваш брак в моих глазах был чуть ли не кровосмесительным. Мы же росли вместе. Ты была мне сестрой, как и Майкл, - братом. Откуда в вас могла взяться страсть, если ты ему одному из первых сообщила, когда у тебя пришли месячные. Продолжая смеяться, я задумалась над словами Ким. Действительно, что бы ни происходило в нашей жизни, Майк всегда был моим другом. И, когда он умер, в первую очередь мне не хватало его надёжного плеча. Да, Ким права - мы были близкими родственниками, в равной степени замещая друг другу всё, что не хватало нам в жизни: Майк заботился обо мне так, как в детстве заботился папа, и, выйдя за него замуж, я, выражаясь официально, перешла под его юрисдикцию. Привыкшая к самостоятельности, позже я частенько ловила себя на мысли, что была к Майклу довольно снисходительна, относилась к нему как к ещё одному своему ребёнку. Даже не так: он был моим первым ребёнком, и, после того как появился Макс, я стала матерью для них обоих. Майк принимал это. Если бы ему что-то не нравилось, он бы точно об этом сказал. Он творил что-нибудь глупое, а я всего лишь крутила у виска, называла его ребёнком и, немного подувшись, почти сразу прощала. Ну а насчёт занятий любовью... тут Ким была не права: с этим у нас всё было хорошо. Правда, до той поры, пока у меня не появилось с чем сравнивать. Вернее - с кем. Я не кривила душой, когда говорила Дилану, что не могла забыть о нём, занимаясь любовью с мужем. Это было ужасное чувство, и впервые, когда мы начали делать это по возвращении из отпуска, у меня случилась истерика: прямо под Майклом, когда, целуя, он запустил руку в мои пижамные шорты. Тогда я его резко остановила, а он не стал настаивать, полагая, что это наказание за сорванный второй медовый месяц. После, когда Майк уснул, я долго плакала в ванной, вспоминая Дилана, коря себя за эти воспоминания и ежеминутно повторяя, что подобное больше никогда не повторится. Что всё надо забыть и не обижать Майкла, иначе это будет не жизнь. Я запрещала себе думать о губах другого мужчины, когда губы мужа ласкали моё тело. Но, Боже мой, как трудно это было, нечеловечески трудно! Вскоре я обнаружила, что беременна, и наши сексуальные контакты стали довольно редки: всегда можно было сослаться на плохое самочувствие. Майк же, будучи чрезмерно заботливым, не настаивал. От этого я чувствовала себя ещё паршивее и клятвенно пообещала себе, что после беременности всё изменится, но... Мне так и не представилась возможность сдержать обещание. И сейчас воспоминания об этом снова всколыхнули чувство вины перед Майком. Он был мёртв, а я снова могла наслаждаться сладкими объятиями Дилана. Пугаясь собственной ущербности, я закрыла лицо руками: - Боже мой, Кими! Какая же я сука. Я не должна была соглашаться. Не должна была снова впускать в свою жизнь Дилана. Не должна была печатать эту чёртову книгу... - Я тебя сейчас ударю! От шока я чуть не онемела. - Ч-что? - Вот сейчас ты действительно рассуждаешь как эгоистичная сука! - прошипела Ким. Прежде я никогда не видела её такой злой. Карие глаза прожигали меня насквозь. Едва ли ни ненависть плескалась в них. Волны ярости исходили от Кимберли Джонс. Она даже затряслась. - Ты уже предала одного мужа, Дэвис. Не смей делать это со вторым! Выплюнув это мне в лицо, Ким стремглав вылетела из кухни. Я же ещё некоторое время ошалело пялилась на дверь, за которой она исчезла. Постепенно до меня дошло, в чём именно меня обвинили, и вот тут действительно стало очень и очень тошно. Ноги подкосились. Безвольной грудой я сползла по кухонному шкафу на пол и уткнулась в дрожащие ладони. «Любовь моя, прости меня! Я не должна была это говорить. Не должна была это