О, так он хотел узнать, что произошло.
— Пепел, — прошептала я, и мир превратился в щелчки света, когда мои веки дрогнули.
Парень-оборотень, присевший на корточки у моих ног, издал низкий, несчастный звук.
— Помоги мне перенести ее на кровать, — сказал Дибс, и щелчки света превратились в сонную, помятую темноту.
* * *
Я была вне реальности большую часть дня, и даже теперь не могу сказать, что я действительно видела, а что было... лихорадочными снами. Или кошмарами, поскольку мое тело изо всех сил пыталось справиться.
Видения были странными — ярко окрашенные фрагменты, каждое с собственным статическим гулом, похожие и непохожие на то, что бабушка называла «настоящими видениями». Ясные, настолько ясные! Кричаще яркие и остро-свежие. У них был вес. Дар отозвался эхом внутри головы, показывая мне, возможно, то что было, то что происходит и то что будет, как если бы он находился в месте, слишком большом для него, вращаясь, как безумная карнавальная поездка во времени.
Кристоф, прислонившийся к дереву в затененной поляне. Его глаза стали голубыми, как паяльная лампа, когда он наблюдал, а выражение лица было пугающим. Потому что под мрачным видом парня, наблюдающего за чем-то неприятным, было слабое, страшное развлечение. Он наблюдал, как состоялась борьба, и когда она закончилась, его улыбка — призрак самой себя.
— Просто уберите это с моего поля зрения, — сказал он, и их узкие белые руки подняли другого парня, его длинный, темный плащ развевался, когда он без толку боролся.
Чернота, разрезающая картину, как лезвие ножа.
Голый парень сидел на корточках в каменной клетке, его кончики пальцев прислонялись к мокрой стене. Он кашлянул, его ребра вздымались, и слабое сияние на его коже подсказало мне, что он вспотел. Это плохой знак. Он резко повернул голову, как если бы услышал что-то, и я увидела вспышку бледности у виска.
Его глаза загорелись зеленым, и Грейвс подозрительно принюхался. Это вызвало еще одну череду кашля; он сплюнул в угол клетки. Я рванулась вперед, пытаясь достать до него.
Другое лезвие ножа, состоящее из статики. Удар.
Белая спальня была полна золотом дневного света, а на кровати находилось тело — беспорядок волнистых волос. Дибс шагнул, нервно наблюдая за Сломленным. Зеркало наблюдало за всем этим слепым глазом. Я была в отражении, крича и размахивая кулаками по его гладкой поверхности, когда Натали тоже склонилась над слишком неподвижным телом и взглянула на Пепла.
Который присел возле кровати, уставившись на меня в зеркале глазами с оранжевыми крапинками, как если бы он мог слышать меня.
Удар.
Кристоф неподвижно стоял на коленях на верхней лестничной площадке, смотря немигающим взглядом вниз на грязный, пыльный коридор. Около него присел Бенжамин, его рот двигался. Объясняя что-то. Но вместо этого я смотрела на руки Кристофа. Они висели, сгибаясь и разгибаясь, как если бы он хотел, чтобы в них находилась чья-то шея. И я начала чувствовать себя... странно. Я не боялась, но как будто что-то упустила.
Удар. Более возможно, то что было и то что будет, вливалось в мою голову, как будто пыталось растянуть череп. Бабушкино лицо, мудрое и морщинистое; папа, вращающийся в поле маргариток, пока я хохотала, его большие, умелые руки находятся под моими руками, и весь мир кружится вокруг нас; Грейвс зажигает сигарету; Бенжамин резко припал к стене в переулке и медленно становился белым, поскольку кровь вытекала из отверстия в плече; рот Огаста в ужасе раскрыт, когда он кричал, протягивая руки; мамино лицо, ярче, чем солнце, смеялось, когда она щекотала меня...
Последняя картинка замедлилась и втиснулась в перегруженную голову. Она причиняла боль, пропихиваясь мимо запутанного беспорядка воспоминаний и физического страдания. Сердце работало под напряжением, поднимаясь вверх устойчивыми ударами.
Длинный бетонный коридор простирался бесконечно далеко. Я увидела его, идущего в своей собственной манере, ботинки мягко касались земли, когда он двигался вперед, и крик застрял в моем горле. Потому что это был мой папа, и он направлялся к той двери, покрытой краской, с обитыми краями под ярким светом флуоресцентных ламп, и он умрет. Я знала это и не могла предупредить его, статика разлетелась по картинке, и мои зубы начали покалывать, когда челюсть трансформировалась, потрескивая...
... и Кристоф схватил папу за плечо и потянул его назад, подальше от медленно открывавшейся двери. Через меня прошелся звук, когда дверь ударилась о стену, и из бетона посыпалась пыль.
БАХ!
— Бах, — прошептал кто-то, и горячее дыхание коснулось моей щеки.
Я резко встала, цепляясь за воздух и крича. Пепел превратился в суматоху бледных конечностей. Нэт, засыпая на стуле, который откуда-то вытащила, вскрикнула и вскочила на ноги. Дверь ванной раскрылась, и оттуда выпрыгнул с дикими глазами Дибс, его маленькая черная медицинская сумка была в одной руке, а узкая грудь покрыта тонкими золотыми волосами. Он был совершенно голым и мокрым. Пена встала в его волосах, и я услышала, что работал душ, я выдохнула, пытаясь заставить работать легкие. Комната выглядела странно: каждый угол искривлен, и свет падал как-то неправильно.
Я подавилась стеклянным воздухом. Натали наклонилась и ударила меня по спине. Удар ужалил, но кое-как это сработало. Я вдохнула сладкий воздух, моргая, поскольку дар повернулся и осел в черепе, устроившись, как птица с мягкими перьями.
По-настоящему большая птица.
— Господи, — прохрипела я. — Какого... — свет был очень странным, и через мгновение я поняла почему. Были золотые сумерки, не яркий свет полудня, который укладывается в комнате, как мед, что означало, я была без сознания некоторое время.
Леон, сидя на подоконнике, посмотрел вверх.
— Они вскоре вернуться. Нам нужен план.
Нэт закатила глаза.
— О, да, конечно. План. Как именно план поможет этой ситуации? Вернись в душ, Дибс.
Я покраснела. Дибс тоже покраснел. Он также что-то пропищал и нырнул в ванну, закрывая дверь. Нэт вздохнула, и этому вздоху, возможно, позавидовала бы бабушка.
Вау. Теперь я знала о нем даже больше, чем мне того хотелось.
Я слабо потерла лоб.
— Господи! — я не могла придумать ничего лучше. — Что происходит?
— Тебе нужна еда. Она не горячая, но калории пойдут тебе на пользу, — Нэт потянулась, превращая движение в изящный, скоординированный подъем со стула.
Кое-как она заставила Пепла одеть слишком большие штаны цвета хаки и джинсовую безрукавку с пуговицами. Когда он посмотрел на меня через кровать, мышцы двигались под белой кожей. Оранжевые искры пронеслись через темные радужки глаз, зрачки вспыхнули и уменьшились, когда он исследовал меня.
— Бах, — сказал он мудро и кивнул. Сальные пряди темных волос упали ему в лицо.
— Миледи, — Леон скользнул с подоконника. — Дрю. У меня новости, если, конечно, ты сможешь бодрствовать достаточно долго, чтобы услышать их.
На вкус мой рот был как давно высохшая медь, и каждая частичка моего тела болела. Боль глубоко осела, не как ушиб или ожог, вместо этого центр костей как будто был раздет и заполнен разламывающей болью низкого уровня. Я протерла глаза. Я потеряла в значительной степени целый день, и да будет вам известно, я чувствовала себя так, будто могла бы лечь и проспать еще несколько дней.
— Эй, — Нэт вернулась, неся тарелку в одной руке. — Ни слова, пока она чего-нибудь не поест.
— Это важно, Скайрана, — но Леон утих, когда она послала ему взгляд, способный сломать окна. Вспышка желтого пробежала по радужкам ее глаз, и я поняла, что на самом деле была благодарна Нэт за то, что она находилась на моей стороне.
Я стала дипломатичной:
— Думаю, я могу есть и слушать одновременно, — живот грохотал, и когда она дала мне тарелку, я увидела кучу сэндвичей с ветчиной на пшеничном тосте. Салат и помидор выглядели немного сырыми, но живот снова заговорил, и я схватила с вершины первую половинку сэндвича. — Какого черта, Леон?