Издалека донеслись гортанные крики: «Кланк, кланк!» В них явственно звенел металл. Они были так неожиданны и отчётливы, что я замер.
— Лебеди, — сказал Ардеев, не переставая грести.
Мы плыли в темноту, а лебединые крики тревожно и победно звенели над озером. Они не нарушали тишины и величия ночи, а дополняли её, давали ей душу и значение.
Я очнулся от мягкого толчка — лодка ткнулась в берег. На остров вылез Талеев и придерживал лодку.
— Плохо ловить будет — темно, — сказал бригадир.
Пастухи захватили свёрнутые в кольца тынзеи, и мы пошли по острову. Остров был совершенно гол: ни кустарника, ни привычных кочек, только один крупный ягель. Наверно, за три недели олени здорово отъелись на нём.
Скоро на фоне всё ещё не померкшего неба мы заметили четыре рогатые фигуры. Подняв кверху половы, олени чутко принюхивались.
Пастухи, держа наготове тынзеи, пошли к ним вдоль берега, а мне велели загонять оленей с другой стороны, следить, чтобы они не проскочили мимо. Ардеев. стряхнул с себя малицу — она мешает бросать тынзей — и крадущимся шагом пошёл метрах в пятнадцати от Талеева. Я двинулся по другой стороне острова. Четыре оленя, прихрамывая, бросились в глубь не занятой нами земли, подбежали к самой воде, застыли, точно изваяния. Потом метнулись в противоположную сторону. Они всё время держались вместе, рог в рог.
Наконец мы прижали их к самому носу острова.
— Иди на них, — шёпотом приказал мне Ардеев. — Только не торопись, не пугай их.
Я пошёл.
Олени ещё больше насторожились. В каждой линии их тела чувствовалась едва сдерживаемая напряжённость. Я приближался. Вдруг они все разом сорвались с места и бросились в узкий промежуток между мной и водой. Но я предупредил их и, раскинув руки, подошёл к воде. Путь к бегству был отрезан: оставалось бежать туда, где их с тынзеями в руках поджидали пастухи.
Медленно и неслышно шёл я к оленям. И вдруг они решились на отчаянный прорыв. Они ринулись вдоль берега к пастухам. Свистнули тынзеи, раздался стук копыт, храп, и я услышал плеск воды и ругань пастухов.
Я подбежал к берегу. Все четыре оленя, сбитые в ряд, точно их по-прежнему связывала невидимая нить, стояли по колено в воде и озирались на пастухов. Рога двух оленей были захлёстнуты тынзеями. Ремни туго натянулись, но олени и не думали выходить на берег.
Тогда Ардеев хрипло закричал на них и рывком дёрнул тынзей. Заарканенные, они замотали головой, но с места не тронулись. Зато два других, нарушив строй, зашли в воду по грудь и замерли поодаль. Не приняв ещё решения, что делать дальше, Ардеев сердито выругался. Чуть успокоившись, сказал:
— Если б засветло приехали, не дичились бы так: видели б на том берегу упряжки с собратьями и вели себя спокойней… Ночь во всём виновата, будь она неладна!
Бригадир изо всех сил потянул за тынзей, но олень упёрся ногами в дно и не подвинулся ни на вершок. Тогда бригадиру стал помогать Талеев. Оленья шея вытянулась, но не придвинулась — олень героически продолжал держаться в воде. «Видно, без меня не вытащить эту репку», — подумал я, намотал на руку конец тынзея, упёрся сапогами в какую-то ямку и всей тяжестью тела повис на ремне.
— Легче, — подал голос Ардеев, — так мы вытащим одну голову.
Оставив меня с Талеевым держать тынзей, бригадир в нерпичьих тобоках зашёл выше колена в воду, обвязал верёвкой оленя за шею, и мы легонько вытащили упрямца на берег: стоит оленю перехватить горло, как он сразу сдаётся и смирнеет. Но зато два других ещё не пойманных оленя вдруг захрапели и поплыли по воде в ночь, к материковой земле.
— Не хватало заботы! — выругался Ардеев. — Искать придётся теперь…
Тем же способом мы вытащили на берег второго оленя. Пастухи смотали тынзей, и мы пошли к лодке. Сопровождать оленей поручили мне, и я вёл их за две верёвки. Они охотно сошли в воду и поплыли вслед за лодкой. Грёб Талеев, бригадир правил на корме, а я крепко держал верёвки, к которым были привязаны оба оленя. Собаки едва поспевали за ними. Высокие ветвистые рога неслись над водой, вода кипела и заворачивалась в маленькие воронки вокруг крепких оленьих спин.
На берег олени вышли раньше нас, и я, держась за натянутую верёвку, выбрался из шаткой лодчонки на топкий откос. Серый олень резко отряхнулся от воды, обдав меня холодными брызгами. Мне почему-то стало смешно, и я провёл рукой по его сильной и теплой, совсем по-человечески тёплой спине. Талеев понял мой жест по-своему.
— Ничего, — сказал он, — поднагуляли на острове мяса. Хватит зверям на несколько дней.