Но в тот год вести концерт пригласили какого-то пожилого аниматора из местных. Уверена, в двадцатые он начинал как сутенер, а затем, в продолжение карьеры, решил заделаться ведущим вечерних шоу на круизных лайнерах и детских отчетных концертов.
И вот я все заранее подготовила, оттанцевала свой сольный номер – ой, простите, СРАЗИЛА зал наповал своим изяществом – и ринулась за кулисы, стараясь не столкнуться с другими, чуть менее талантливыми танцорами, спешившими на сцену со стульями в руках и боа из перьев на плечах. Мне нужно было успеть натянуть мой заботливо расстеленный на полу наряд.
Он лежал ровно на том месте, где я его оставила. СУПЕР, займемся делом!
Поправляя на бегу пришпиленный к волосам парик, я бросилась к своим вещам и вдруг обнаружила, что прямо над ними возвышается стул. Без проблем: нырну под него, схвачу свой костюм, натяну его и успею вернуться на сцену к первым тактам «Транжиры» – и буду танцевать в самом центре, у всех на виду, где мне самое место, черт побери!
И в эту самую минуту я вдруг поняла, что на стуле сидит конферансье. Жирный Бездарный Старик мешал мне взять то, что было мне нужно (чем не метафора типичной женской судьбы?). Сидя на стуле, Жирный Бездарный Старик разговаривал с владельцем студии. Хотелось бы мне сказать, что это была мисс Колин, потому что она бы точно не дала случиться тому, что вскоре произошло. Но, к несчастью, это был еще один Жирный Бездарный Старик, который в данный момент, как это часто бывает за кулисами детских концертов, беседовал с ведущим о старых добрых временах. Увидев меня, старики с усмешкой переглянулись, а затем конферансье заговорил.
Жирный Бездарный Старик: Что случилось, деточка?
Я: Эмм… мне нужно взять свои вещи.
ЖБС: А где они?
Я: Эмм… под вашим стулом.
ЖБС: А, ясно.
С этими словами он взглянул на второго Жирного Бездарного Старика и осклабился.
Со сцены уже доносились первые аккорды «Транжиры», мне нужно было побыстрее забрать костюм и убираться оттуда. Но когда я поняла, что мне придется сделать, и увидела ухмылки на их лицах, я просто застыла на месте.
Конферансье, не сводя с меня глаз, удобнее устроился на стуле – на гребаном стуле, который сейчас стоял между мной и моим костюмом, между мной и моей карьерой! Скрестив руки на груди, он развел ноги так широко, как только могли позволить его древние скрипучие суставы, и съехал ниже по сиденью промежностью.
– Что ж, деточка, полезай под стул и возьми.
Я не могла двинуться с места. Это что, такая нелепая шутка? Затем я медленно направилась к стулу, чувствуя, как они оба пялятся на меня, и понимая, что меня сейчас стошнит.
Поравнявшись со стулом, я торопливо опустилась на колени и потянулась за своими вещами, а конферансье развел свои коротенькие толстые ножки еще шире, съехал на сиденье еще ниже, так, чтобы его промежность оказалась прямо перед моим лицом, и картинно застонал. И второй Жирный Бездарный Старик рассмеялся.
Мне хотелось крикнуть ему: «Пошел на хуй! Пускай ты мужчина, а я только маленькая девочка, все равно пошел на хуй!»
Вытащив из-под стула свои шмотки, я подумала: «Отлично, я справилась. Теперь переоденусь, свалю отсюда, а после концерта расскажу обо всем отцу. И дяде Рэю – его, правда, вообще в зале не было, но он не поленится провести семь часов за рулем, чтобы приехать сюда и хорошенько отделать этих двух животных».
К несчастью, мы выступали не на «Арене 02», хотя порой нам и нравилось себе это представлять, и за кулисами было не так уж много места. И очень скоро я поняла, что мерзкие мужики не закончили меня унижать. Нет, это было только начало, в чем мне еще предстояло убедиться.
Переодеться можно было только здесь же, на глазах у сладко постанывающих жирных уродов, привыкших относиться к женщинам как к вещам. У меня поджилки затряслись от страха. Я поняла, что должна буду либо пропустить танец – танец, которого я так ждала, к которому долго готовилась, мой чертов танец, – либо переодеться перед этими свиньями, которым нравилось пугать и смущать пятнадцатилетнюю девочку, которую они в тот день вообще-то должны были развлекать.
Я опустила голову и начала быстро переодеваться. А они все время пялились на меня и отводили глаза только для того, чтобы подмигнуть друг другу. Я старалась не думать о них и слушать раздающуюся со сцены музыку, зная, что чем быстрее закончится это вынужденное представление за кулисами, тем быстрее я окажусь на сцене и выступлю в свете софитов.