На Марке растянутые черные спортивные шорты, майки нет. Под загорелой кожей проступают все 24 ребра. Руки у него мускулистые, крепкие. Дыхание спокойное. Живот плоский, черные волосы коротко острижены, глаза – зеленые. С кончика носа сползает капля пота. Этой ночью от жары вскипает весь город, и Марк не исключение.
У него на коленях лежит раскрытая книга в кожаном переплете, очень старая. На греческом языке. На странице – клочок бумаги, на котором Марк написал по-английски: «Из пространного Крита я родом, мужа богатого сын». Сколько раз он перечитывал эту книгу! Это поэма о войне, странствиях, предательстве, любви и смерти. Думая о ней, Марк всегда улыбается.
Чего бы он только ни отдал, лишь бы отправиться в путешествие самому, сбежать из этого гнетуще жаркого и скучного города! Он воображает, будто перед ним простирается бескрайнее море, прохладный ветерок обдувает кожу, а на горизонте уже выстроились ждущие его приключения и враги. Вздохнув, Марк дотрагивается до клочка бумаги. В другой руке у него нож, которому 9000 лет, выкованный из цельного куска бронзы в огнях Кносса. Марк прижимает лезвие к правой руке, давя острием на кожу, но не изо всех сил. Мальчику прекрасно известно, на что этот нож способен. Марк начал упражняться с ним с того дня, когда смог держать его в руках. С 6 лет он кладет его под подушку на ночь. Этим ножом он убивал кур, крыс, собак, кошек, свиней, ястребов и ягнят. Он уже зарезал им 11 человек.
Сейчас Марку 16, лучший возраст для Игры. Когда ему исполнится 20, он будет уже непригоден. А ему очень хочется принять в ней участие. Уж лучше умереть, чем стать непригодным.
Хотя вероятность, что ему выпадет такой шанс, практически равна нулю, и он это прекрасно знает. Марка – в отличие от Одиссея – война не найдет никогда. Великие путешествия ему не уготованы.
Его род ожидает уже 9000 лет. С того самого дня, когда был выкован нож. И Марк думает, что Игры придется ждать еще 9000 лет, но его самого тогда уже не станет, да и эта книга распадется на атомы.
Так что Марку скучно.
Из телевизора доносятся ликующие крики болельщиков, и Марк поднимает взгляд от ножа. Вратарь «Фенербахче» послал мяч по дуге на правую боковую, и плечистый полузащитник принял его на голову. И вот мяч летит вперед, через линию защиты, и падает возле двух нападающих, расположившихся прямо перед воротами «Манисаспора». Все кидаются к мячу, форвард завладевает им в 20 метрах от цели, а все защитники далеко. Вратарь готовится отразить удар. Марк подается вперед. Время матча – 83:34. «Фенербахче» еще не забили ни одного гола, и если они размочат счет в такой напряженный момент, это немного поправит их репутацию. Книга соскальзывает на пол. Бумажка вылетает, падая, словно осенний листок. Болельщики на стадионе начинают вставать. Небо вдруг расчищается, как будто боги, сами Небесные Боги, решили прийти на помощь. Вратарь бежит задом в свои ворота. Форвард собирается и бьет.
Когда мяч ударяется о сетку, стадион озаряется вспышкой. Болельщики начинают вопить. Они радуются голу, но радость быстро уступает место испугу и недоумению, на смену которым приходят глубокое, неподдельное смятение и ужас. Гигантский огненный шар, пылающий метеор, разрывается над центром поля, сметая защиту «Фенербахче» и пробивая дыру в трибунах. У Марка лезут на лоб глаза: сколько кровищи! Смертоубийство не хуже, чем в американских фильмах-катастрофах. Погибло полстадиона, десятки тысяч людей. Остальное – в огне. Марк в жизни не видел ничего красивее.
Он тяжело дышит, по лбу стекает пот. На улице орут люди. В кафе снизу визжит какая-то женщина. Древний город, стоящий на Босфоре, между Мраморным и Черным морями, пронзает вой сирены.
Стадион на экране по-прежнему полыхает. Футболисты, полицейские, зрители, тренеры мечутся по полю, словно обезумевшие зажженные спички. Комментаторы молят о помощи, взывают к Богу, не понимая, что произошло. Те, кто выжил, хотя бы пока, пытаются бежать со стадиона, давя друг друга. А затем раздается еще один взрыв, и экран гаснет.
У Марка сердце так и рвется из груди. Голова горит, как то футбольное поле. Живот словно набили камнями и залили кислотой. Ладони стали горячие, липкие. Опустив взгляд, мальчик замечает, что лезвие древнего ножа взрезало кожу запястья, и по нему сбегает ручеек крови, капая на кресло, на раскрытые страницы. Книга испорчена, но теперь это не имеет значения; больше она Марку и не понадобится. Отныне начинается его собственная одиссея.
Он снова смотрит на потухший экран, пытаясь восстановить в памяти вид горящего стадиона. Он знает, что там, в обломках, его что-то ждет. И ему предстоит найти это.