В принципе поверить в это было можно, зная Милу и её характер, но всё равно не верилось. Зато стало понятно, как у неё так легко получилось убить камнем бандита в лесу, почему она так спокойно проткнула вилкой руку агрессивной орчанке в реабилитационном центре, почему так дралась на поединках и, в конце концов, почему сломала пальцы Троекурову. И ещё я с сожалением подумал, что последнего делать точно не стоило.
Ещё я подумал, что Миле явно было непросто проиграть в полуфинале весеннего турнира с её желанием побеждать и такими навыками. Впрочем, я был уверен, попадись ей в полуфинале Арина, Мила дошла бы до финала. Очень уж она невзлюбила Зотову. Вообще, исходя из открывшихся фактов стоило признать: и Арине, и Троекурову очень повезло, что они не стали раздувать конфликты с Милой. Много кому повезло.
А ещё меня интересовал вопрос: как мне относиться к произошедшему? С одной стороны, я потерял любимую девушку, а с другой — было ли будущее у наших отношений? Возможно, мне даже повезло. Ведь если поверить, что Мила меня действительно любит, всё остальное у нас было построено на её обмане. Но при этом и обижаться на неё было глупо. Если исходить из той информации, что я вынес из её разговора с Раймондом, у неё не было вообще никаких вариантов говорить правду. Девчонка пыталась начать новую жизнь — и это надо было принять как данность.
Ещё я долго думал, почему она убежала несмотря на моё предложение подключить Милютина и попросить Ивана Ивановича помочь. Да, она раскрылась, да она использовала магию и убила человека. Но это можно было квалифицировать как самооборону. Да, скорее всего, из Кутузовки бы выгнали, но с таким багажом Иван Иванович её бы точно взял под своё крыло. Но Мила отказалась и убежала. Значит, не хотела сотрудничать с КФБ. Или не могла. Возможно, было в её прошлом что-то такое, что не оставило ей шансов на такое сотрудничество.
И чем больше я думал о Миле и о произошедшем в «Медведе», тем больше осознавал, насколько это всё сложно и понимал, что вот так наспех решить, повезло мне или нет, я не мог. Но Милу мне однозначно было жаль. Если она не врала Раймонду и действительно хотела лишь спокойной жизни, то её стоило пожалеть.
Но вот не врала ли? А если даже и не врала, то как надолго хватило бы её? Способна ли она жить спокойно с таким багажом? Я вспомнил её эмоции во время поединков — ну никак она не была похожа на любительницу тихой жизни.
Я думал о Миле всю дорогу и понял пока лишь одно: ещё не один час и не один день я проведу в раздумьях на предмет, чем в итоге для меня окажется расставание с ней. И может, когда-нибудь, я приду к выводу, что это был лучший финал наших отношений, а может, что самая моя большая потеря. А пока что было просто больно. Как ни крути, в последнее время ближе Милы у меня никого не было, а потеря близкого — это всегда потеря. И какие решения ты разумом ни принимай, на душе всё равно остаётся боль, а в сердце пустота.
Когда приехали в управление КФБ, Сажин лично сразу же проводил меня к Милютину. Перед кабинетом Ивана Ивановича майор снял с меня контролирующий обруч, после этого завёл меня, отчитался и быстро удалился.
Милютин сидел в своём кресле, барабанил пальцами по столу и, увидев меня, не стал скрывать своего плохого настроения и мрачно произнёс:
— Проходи садись!
Я быстро подошёл к столу и сел напротив Ивана Ивановича.
— В целом мне уже доложили о происшествии, — сказал Иван Иванович. — Что добавишь?
— Как я могу добавить, если не знаю, что Вам рассказали? — удивился я.
— Не умничай! — рявкнул глава столичного КФБ, лишний раз показав, что он не в настроении. — Ты знал, что твоя подружка на такое способна?
— Нет. Я очень удивился.
— Догадывался?
— Нет. Она, конечно, всегда меня удивляла, но такое я и предположить не мог.
— Знаешь, кого она там отработала?
— К сожалению, нет.
— Врёшь!
— Честно, не знаю. Первый раз его видел.
— Свидетели сказали, что твоя подружка и неизвестный мужчина о чём-то долго говорили. Ты слышал о чём? Она называла его имя?
Мне очень не хотелось рассказывать Милютину подробности разговора Милы и её знакомого, неизвестно чем это могло для моей девушки обернуться. Но и врать Ивану Ивановичу было глупо, особенно накануне важной операции. Милютин явно вычислил бы что я вру — не эмпатией, а просто благодаря своему огромному опыту. Врун из меня неважный. Обмануть генерала спецслужб — это можно было даже и не пытаться.