И вот когда у человека не оставалось ни духа, ни терпения на взвешенное решение, он начинал полагаться на богов. И у Ро с ними разговор был короткий.
«Нужен вызов, — решил он для себя. — Если справлюсь — проживу сам. Работа найдётся или что-то изменится. Проиграю, так что же, буду болтаться в петле или попрошусь в банду».
Не ахти какой выбор, но всё же. Поэтому Ро и припёрся в этот пахучий трактир, где беспечные жители Са́нси осушали кружку за кружкой и уплетали жаренных перепелов и свинину. Он искал кого-то или что-то. Знак. То, что станет мерилом — тем самым вызовом. За такое картошка со шкварками не большая цена, а раз уж ужин мог стать последним, стоило взять ещё и кусок пирога.
Уже стемнело, и народу было много. Проезжие торговцы делились историями и слухами, наёмники — крепкие лбы с саблями на перевязях и здоровенные би́сты с бычьими, козьими, собачьими, львиными и прочими звериными мордами — мозолили глаза работодателям, лавочники отмечали свалившуюся прибыль, смазливые девицы виляли задами между рядами столов, молодые хлыщи с промасленными волосами алчущими взглядами искали развлечений. Если у тебя много времени и денег, то каждая подобная ночь обещает быть острее и ярче предыдущей. Если же ты на мели, то можешь о такой жизни только мечтать или люто её ненавидеть, хотя второе вытекает из первого, так зачем же кривить душой?
Вот Ро и сидел, выискивая неведомо что и стараясь жевать как можно медленнее, чтобы раньше времени не выставили вон. Это становилось пыткой: обжаренная до хрустящей корочки картошка только распаляла аппетит. Приходилось одёргивать себя и продолжать окидывать взглядом беспечный люд.
В детстве яркие краски и шумные залы вызывали восторг, теперь — раздражали. Сложно разделять всеобщую праздность, сидя с опустевшими карманами и в дырявом сапоге. Увы, тяжёлые кошельки для разговора с богами не годились. Ни деньги, ни перстни с блестящими камнями, ни вычурные палантины, расшитые разноцветными нитками. Боги весьма привередливы, а уж лукавая Наминэрия точно не славилась предсказуемостью. Никогда не угадаешь, когда она улыбнётся и поможет, а когда посмеётся и преподаст жестокий урок.
Что-то неприятно хрустнуло, словно попалась рыбья кость. В курином-то пироге! Поморщившись, Ро поковырялся в зубах и уставился на жёванное перо длиною в два дюйма. Вот тебе и знак свыше. Оставалось лишь отплёвываться от эдакого благословения.
Шум, и смех, и выкрики — всё гремело и кружилось вокруг, убивая желание думать. От жаркого тепла клонило в сон, да и желудок наконец успокоился. Красные и оранжевые одежды охватили пожаром трактир, оттого единственное синее пятно сразу же бросилось в глаза. То был простенький, но чистый полуплащ с откинутым капюшоном. Он ладно сидел на приземистом халасатце, спустившемся с верхнего этажа, где находились комнаты. Мужчина шёл в компании смуглого дикаря с Востока — а́ви, так называли этот вольный народ. Оба одеты в хорошие кожаные доспехи, а на поясах, судя по гардам, не самые дурные сабли. Наверняка наёмники какого-нибудь си́да. Они подошли к трактирщику, и халасатец полез в кошель, попутно распахнув плащ. Две блестящие полновесные козы — крупные серебряные монеты — перекочевали к хозяину, заставляя того кланяться и рассыпаться в любезностях. Но Ро не интересовала нажива, он заметил другое. Из коротких ножен длиной в две ладони торчали кольца больших причудливых ножниц. Ювелирная работа, не иначе. Они не походили на инструмент портного, их носили словно оружие. Глупость какая! Абсурд, да и только. Но было что-то особенное в их холодном серебряном блеске, заставившее пульс ускориться, а дыхание участиться. Вора обдало волной жара, стоило дорогой, но совершенно бессмысленной безделушке промелькнуть в нескольких футах от него.
«Вот оно! — решил для себя Ро и наспех запихал в рот остатки пирога. — Почему бы не ножницы?»
В судьбу он, конечно, не верил, но старался обращать внимание на знаки. Люди вечно наделяют всё подряд особым значением. Например, те же ножницы в Алуаре обозначали начало новой жизни, ведь именно ими перерезали новорожденным пуповины. В Халасате их случалось видеть в храмах Хиля — покровителя медицины. Амбивалентный символ жизни и смерти в их противоречивом союзе. Чем не мери́ло? Всё или ничего. А если металл окажется драгоценным, то и продать такую добычу можно задорого.
Наёмники прихватили бутылку хорошего вина и вышли из трактира. Вопреки ожиданиям они не начали дебоширить или искать место, где продолжить гулянье, а неспешно побрели по косым улицам, увлечённые разговором. Ави чаще помалкивал, прикладываясь к бутылке. С кожей цвета потемневшей бронзы он бы легко затерялся во тьме, если бы не громкие смешки, да и сложно проглядеть тушу высотой в шесть с половиной футов. Халасатец был ему по плечо, но шума создавал в десять раз больше. На одном дыхании он ухитрялся отпускать шутки, сетовать на нелёгкую жизнь и браниться то на окружающую темень, то на подвернувшийся камень.