— Ты так хорошо справляешься, ангел, я так горжусь тобой, — говорил он мягким, успокаивающим голосом. — Ты выглядишь такой красивой, когда твой рот заполнен членом.
Его слова заставили меня возбужденно извиваться. Мне было так приятно угождать ему, знать, что он наслаждается тем, что видит. Мне пришлось сохранять почти полную неподвижность — я не хотела рисковать быть порезанной, если пошевелюсь слишком резко. Вместо этого я изо всех сил старалась обводить член Винсента языком, пока он входил и выходил из моего горла.
Винсент менял темп по своему усмотрению, используя мой рот как игрушку. Он схватил меня за волосы, пытаясь устоять на ногах. Он глубоко и медленно проникал в мое горло, начав стонать, когда я сжалась вокруг него. Он начал двигаться быстрее, сильнее, крепче прижимая меня к себе. Губы Мэнсона прикоснулись к моей шее, посылая мурашки по позвоночнику. Он оставлял мягкие поцелуи рядом с лезвием, хваля меня за выносливость и послушание.
Я стонала, а Винсент задыхался, его дыхание сбивалось, а движения становились всё грубее. Когда он кончил, он проник особенно глубоко — я чуть не задохнулась, когда он ударился о заднюю стенку горла. Но когда он отстранился, я всё же смогла всё проглотить и победно улыбнулась.
— Спасибо, — прошептала я. Мой подбородок был мокрым от слюны — она даже стекала на грудь и лифчик. Мэнсон убрал нож от моего горла, откинул мою голову назад, и, широко улыбаясь, поцеловал меня. Его рот полностью поглотил меня, его язык ласкал мой собственный. Он заставил меня приподняться на коленях, и, когда мы оторвались друг от друга, провел поцелуями по моей щеке и горлу, слегка покусывая нежную кожу, а затем поцеловал в ключицу и отстранился.
— Нам нужно уединиться, парни, — сказал он. — Оставьте нас.
Часть IV — Нож
Мэнсон поднял меня с пола, прижимая к себе, как ребенка. Он отнес меня на кровать и уложил на гладкие черные простыни, холодящие мне спину. Он заполз на меня, обхватив руками и ногами, словно зверь добычу, и снова поцеловал меня. Он откинул мою голову назад так, чтобы горло оказалось открыто, и медленно двинулся вниз. Между поцелуями он покусывал меня, затем эти покусывания превратились в укусы, как будто он собирался съесть меня заживо. Мои руки всё ещё были скованы наручниками, а я отчаянно хотела прикоснуться к нему, обнять его, поцарапать его. Я хотела, чтобы у него снова пошла кровь.
Но всё, до чего могли дотянуться мои руки, была ширинка его джинсов. Когда мои пальцы добрались до его твердого, прижатого к ткани члена, я начала гладить его, отчаянно надеясь, что это заставит Мэнсона раздеться быстрее. Он ответил на прикосновения, прижавшись ко мне на несколько мгновений, а затем укусил в изгиб между шеей и плечом, и я вскрикнула от боли.
— Мэнсон, пожалуйста… — Я едва могла подобрать слова. — Пожалуйста… Я хочу, чтобы ты…
— Шшш, шш, маленький ангелочек. — Мэнсон отстранился, хотя казалось, что он сделал это нехотя. Волосы упали ему на лоб, и он зачесал их, глубоко дыша. — Ты получишь свою награду. — Его пальцы прошлись по моей грудной клетке, затем между грудей. Он просунул палец под тонкую бретельку лифчика, и резко отпустил её. — Ты будешь вознаграждена… медленно… и болезненно.
Я зарычала от восторга, прижимаясь к нему бедрами. Он вскочил с кровати и отошел в тень, так что пару мгновений я едва могла его видеть. Он вернулся с ножом в руке. Быстрыми движениями пальцев он открывал и закрывал его, словно по волшебству.
Звуки вечеринки казались такими далекими — совсем другой мир. Темнота, окружавшая нас, могла тянуться бесконечно, стены дома не существовали. Мы были в каком-то другом мире, в мире, где удовольствие и боль, страх и возбуждение были одним и тем же.
Я выступала не просто ради выполнения вызова — даже мое отчаянное стремление к освобождению меркло по сравнению с простым желанием побаловать себя. Испытать неизвестное, пугающее, запретное.
Прямо сейчас неизвестным было сверкающее лезвие в руке Мэнсона, приближающегося всё ближе и ближе.
Всё мое тело пульсировало от ударов сердца, адреналин переполнял мозг. Мэнсон протянул руку, провел ею по моим волосам и сжал их в кулаке. Потянув, он откинул мою голову, чтобы снова обнажить горло, которое всё ещё жгло от укусов, оставленных им.