- Зачем? – Наконец Анна открыла глаза и посмотрела на него. – Зачем, Олег?
- Чтобы двигаться дальше, чтобы...
- Двигаться? Двигаться?! – Она хрипло засмеялась, но Олег уловил паническую нотку в этом смехе. – Она обещала, что я буду ходить! А я уже второй месяц прикована к этой чёртовой кровати!
- Обещала. Но она – не Кашпировский, чтобы силой мысли исцелять. – Олег умолк, подбирая слова, и медленно продолжил: – Пойми, Ирина и все, кто был на той операции, сделали всё возможное и всё, что зависело от них, как хирургов. Но дальше их работа заканчивается. Теперь всё зависит только от твоего желания и силы.
- Ты думаешь, я не хочу встать поскорее с этой чёртовой кровати?! – Анна едва не сорвалась на крик.
- Хочешь. – Мягко кивнул Олег. – Я знаю, что ты хочешь. Но ты не веришь в свои силы.
- Я верю в медицину. – Глухо произнесла Анна. – А тебе бы в психотерапевты. Ля-ля и всё ни о чём.
- Аня, твои снимки не показывают ничего, что мешало бы тебе встать, пойми! Я просмотрел их несколько раз. – Начал терять терпение Олег. – До идеала далеко, конечно, но в целом, по медицинским показаниям ты уже должна бегать по хирургии и командовать непокорными.
- Шутник чёртов... – Огрызнулась Анна.
- Не вини Ирину. Она действительно сделала всё для того, чтобы ты смогла ходить.
- Вот уж и вправду – “всё”. – Раздался голос от двери. Олег резко развернулся. Сергей Вадимович хмуро смотрел на него. Кивком головы он скомандовал Олегу выйти. Тот замешкался, взглянув на Анну. Та кивнула. Помедлив. Олег вышел, бросив на Лубя предостерегающий взгляд, мол, “Я рядом и всё вижу”. Сергей Вадимович нетерпеливо кивнул.
Оставшись наедине с Анной, Лубь медленно прошёлся по палате.
- Интересный у вас был разговор. – Протянул он.
- Подслушивали, Сергей Вадимович? – Каревская поморщилась.
- Зачем? Наши стены и двери никогда не отличались особой звукоизоляцией. – Пожал плечами Лубь. – А я считаю, что чем больше знаешь, тем крепче спишь. Потому что готов к любым неожиданностям. А главврачу это жизненно необходимо.
- До сих пор не могу понять, как вам удалось выкрутиться. – Вяло произнесла Каревская. – Ещё и главврачом стать.
- Ирина сильна, да я сильнее. И связи у меня прочнее. Вот и получилось так, что я оказался лишь жертвой стечения обстоятельств. Как и вы. А жертве полагается что? Правильно. Компенсация. А я человек нежадный. Мне и должности главврача хватило. – Лубь усмехнулся, но его взгляд оставался холодным и колючим.
- Надо же, какая малость.
- Вы мне лучше вот что скажите. Я правильно услышал, вы считаете, что Ирина виновата в том, что вы до сих пор у нас в “лежачих”?
- Это имеет значение? – Резко ответила Анна.
- Имеет. Я могу доказать её причастность. – Лубь остановился напротив Анны. – Я изначально был против операции. Но она настояла. И её настойчивость вас погубила. Если даже принять во внимание дозу наркоза, которую вам всадили. Она не могла пройти бесследно. А в ходе операции, я уверен, произошло что-то, о чём мы не знаем. Но очень хотим узнать, не так ли? – Сергей Вадимович подмигнул Анне. – Ведь не может быть, что вы просто так не можете встать, хотя должны были это сделать ещё месяц назад. Правильно?
Анна неуверенно кивнула.
- Вот и славно. – Обрадовался Лубь. – Значит, нам нужно начать служебное расследование. Вот, подпишите, пожалуйста. – Он сунул Анне какой-то лист.
- Что это? – Спросила Каревская, вглядываясь в мелкий почерк.
- Здесь описано всё, что происходило с того момента, как вы к нам поступили. Всё, что я успел увидеть. И прежде всего – что операция была проведена без моего согласия. А там и весь клубочек распутаем. Подписывайте! – Поторопил Лубь Анну.
Помедлив, Анна подписала документ. Если Ирина не виновата, Лубь ничего не докажет. А если её вина есть, то она должна понести наказание! Лещук пообещала Анне, что она будет ходить. А обещания нужно выполнять.
Сергей Вадимович осторожно принял из рук Каревской документ.
- Благодарствую! Вы мне очень помогли! – Он противно усмехнулся и скрылся за дверью. Казалось, всё хорошо. Но Анну всё не покидало чувство, что она совершила ошибку. Большую ошибку.
====== Глава IV ======
Зимнее утро в Бостоне всегда было серым и туманным. Серые дома, серые люди, серый город. И серое небо, которое, казалось, опустилось на улицы, окутав их влажным тягучим туманом с лёгким запахом бензина и какой-то гари. Сейчас к нему примешивался ещё и холодный сырой ветер с Чарльза, внося свежие нотки в скомканный утренний туман. Где-то вдалеке выла сирена. Наташа уже привыкла к этому звуку. Сирены в Бостоне были слышны постоянно. А ещё раздражённые сигналы водителей машин, застрявших по пути на работу. Это был один из плюсов квартиры Наташи: на её улицу могли заехать лишь автомобили тех, кто жил на этой улице. Но всё равно она любила приоткрыть окно и слушать звуки города. Долгими вечерами, когда её коллеги были дома со своими семьями, Наташа сидела на широком подоконнике, закутавшись в плед, и просто смотрела в темноту. Здесь всё было не так. Плед колючий, квартира чужая и холодная, огромная кровать, на которую и ложиться не хотелось... И пугающая пустота.
Подняв повыше воротник пальто, Наташа вышла на улицу. В голове она прокручивала предстоящий разговор с Вильямсом. Но все фразы казались слишком формальными, слишком неправильными. Наташа пыталась подобрать другие слова, которые передали бы всё, что творится у неё в душе. Вот только зачем? Здесь верили бумажкам и дежурным фразам. Если на вопрос “Как дела?” ты отвечал “Не очень” или, не дай Боже, “Плохо”, на тебя смотрели, как на идиота. Твои проблемы никому не нужны. Никто не спросит, почему у тебя синяки под глазами, почему ты вздрагиваешь при каждом звонке телефона, почему... Все эти “почему” никому не были интересны.
Наташа вспомнила, как позавчера она решила прогуляться по берегу Чарльза. Тихая набережная и отражение города в темной глади реки успокаивали Наташу после тяжёлого рабочего дня. Она могла часами сидеть на лавочке, пока не чувствовала, что полностью замёрзла. Однажды её застала коллега и пыталась провести лекцию на тему “Почему вредно сидеть на холоде”, но Наташа лишь вежливо кивала, пропуская её слова мимо ушей.
По пути домой ей встречались люди с праздничными пакетами и коробками в руках. Наташа едва успела оправиться после Дня Благодарения. Сколько же ей пришлось вынести недоумевающих, непонимающих да и просто сочувствующе-жалеющих взглядов, когда она говорила, что собирается провести этот праздник в одиночестве, и что для неё это даже не праздник. Правда, ей всё же пришлось попробовать индейку, которой её любезно угостил Вильямс, очевидно, считающий себя покровителем строптивой украинки. Вот только Наташа терпеть не могла, когда нею пытались помыкать или делали из неё маленькую беспомощную девочку.
А сейчас город готовился к Рождеству. Отовсюду на Наташу смотрели улыбающиеся Санта и его эльфы, во всех витринах переливались всеми цветами радуги гирлянды и ёлки. По улице то и дело пробегали люди с пакетами и коробками. Вот только в её душе были пустота и тоска. Наташа чувствовала себя затерявшейся в этом городе огней и жизни, где праздновали, радовались и жили люди, такие же, как она сама. Но почему же тогда между ними такая пропасть?.. Наташе то и дело вспоминалась та ёлочка, купленная случайно по пути домой. И их с Яриком первый Новый год вместе... Первый и последний.
Наташа сердито сдула севшую ей на нос снежинку. Вот почему она всё это вспомнила? Особенно сейчас, когда ей нужно думать о том, что сказать Вильямсу? Двери больницы разъехались, пропуская Наташу внутрь. Кто-то окликнул её, но Наташа не слышала. Она промчалась по коридору, игнорируя все внутренние правила. Быстро переодевшись, Наташа выскочила в коридор и схватила за локоть первую попавшуюся медсестру. Та дёрнулась, словно её обожгло огнём. Наташа запоздало вспомнила, что здесь физический контакт не приветствовался, но извиняться было некогда.
- Где доктор Вильямс? – Резко спросила она.