Стоило толкаться локтями в прокуратуре, расследовать зубодробильные дела, маневрируя между криминалом, коррупцией, давлением сверху со стороны лиц, заинтересованных в отмазывании фигурантов, чтобы оказаться в ФСБ в роли заштатного статиста.
В прокуратуре трудно было оставаться чистым и не предать закон и дело, которому служишь. Приходилось порой идти на компромисс, чтобы добиться хоть какого-то результата. Эти компромиссы изматывали, приносили бессонные ночи, когда Люська кормила его пилюлями от головной боли и своими нотациями на тему: «Ты не должен так близко все принимать к сердцу. В конце концов, уходи в юридическую консультацию или в адвокатару». В ответ на такое возмутительное предложение Олег начинал бурно реагировать и переставал на какое-то время заниматься самоедством, чего и добивалась Людмила.
Когда он перешел в ФСБ, начались ночные бдения с новыми переживаниями. Теперь по поводу недоверия. После дела Кедрова пришло успокоение, но ненадолго. Перевод в военную контрразведку смял все его достижения в английском отделе. Они оказались довольно-таки эфемерными.
На новом месте на него снова смотрели с опаской, а то и прямо выражали недоумение. В самых мягких выражениях оно сводилось к вопросу: «Каким шальным ветром к нам занесло прокурорского?» Ермилов вначале пытался отшучиваться, что ветер был попутный, однако слышал в ответ на шутку еще более убийственное: «Что-то у нас в Конторе стали форточки открывать, кого только сквозняком не заносит».
Ермилов утешался, что всем еще покажет, как умеет работать, какой он специалист. Вел по ночам мысленные диалоги с недоверчивыми и заносчивыми коллегами по отделу, но успокоение не приходило. Каждый день на службу он шел как в бой.
Пожалуй, только поведение шефа позволяло робко надеяться, что недоверие со временем сойдет на нет. Полковник Петр Анатольевич Плотников не благоволил к Ермилову. Но поскольку вел себя одинаково ровно со всеми — это успокаивало.
С пронзительным взглядом голубых глаз, похожий прической на Ермилова, то есть с легкой залысиной в светлых с сединой волосах, и с очками на кончике носа, сквозь узкие стекла которых он читал документы и поверх которых насмешливо поглядывал на подчиненных, Плотников производил впечатление добродушного человека, может, таким и являлся для домашних. Но если ему что-то не нравилось в докладе подчиненных, то его голубые глаза становились холодными, взгляд делался тяжелым и возникало желание побыстрее унести ноги из его кабинета, довольно захламленного. Тут только сам Плотников и смог бы сориентироваться в стопках журналов и книг.
Однажды, сидя на совещании отдела, Олег стал вглядываться в корешки книг, лежащих на журнальном столике в углу кабинета и на полках. Его поразил удивительный разброс в темах, которые интересовали хозяина кабинета. Тут были и художественные книги — детективы, военные приключения, и справочники по оружию, огнестрельному и холодному, и военные энциклопедии, и мемуары маршалов — Плотников черпал информацию из всех источников, включая газеты и журналы, что кипами лежали на широком подоконнике. В кабинете почти все время беззвучно работал телевизор, Петр Анатольевич лишь иногда включал звук, краем глаза заметив что-то его заинтриговавшее.
Бывший шеф Ермилова Сорокин вчера столкнулся с поникшим Ермиловым в коридоре Лубянки, похлопал его по плечу и, улыбнувшись, сказал:
— Олег Константиныч, напрасно киснешь. Разговаривал я с Плотниковым. Он тобой доволен. Чего ты как в воду опущенный? Просто нужно время, притрешься на новом месте. Я тебе больше скажу: после успешной разработки дела Кедрова Петр Анатольевич сам поднял вопрос о том, чтобы тебя перевести к ним в Управление и конкретно в его отдел. У него нюх на специалистов. Он мало того что их замечает, глазастый черт, так еще и умеет подкатиться к руководству, чтобы ему позволили перевести человека к нему. Умеет обосновать целесообразность такого перевода. Ему не хватало сотрудника, привыкшего работать с большим объемом документов и юридически подкованного. Я тебя охарактеризовал с самой лучшей стороны, а ты приуныл. Не дело!
После его слов Ермилов почувствовал прилив сил и сегодня с утра даже торопил Мартина на прогулке, чтобы побыстрее отправиться на работу. Словно после слов Сорокина что-то должно было измениться.