— А так журналистов туда пригласили. Ну и меня в том числе. Там и познакомились.
— Когда это было? — гнул какую-то одному ему понятную линию Ермилов. — Американец сам проявил инициативу?
— Слушайте, я вам совсем о другом хотела рассказать. Ну да, он сам подошел. Что тут такого? Там все друг с другом знакомились, не сидели, знаете ли, по углам.
— Это мероприятие состоялось уже после того, как вышел ваш материал о Кедрове?
Олеся заметно смутилась, начала что-то прикидывать в уме, явно догадавшись, к чему клонит упорный Ермилов.
— Вы хотите сказать, что он подошел не случайно? — она хмыкнула. — Похоже, я — мадмуазель очевидность.
Ермилов невольно отметил, что она назвала себя не мадам, обозначив свое свободное семейное положение. Он удивился неуместности посетившей его мысли и покраснел. Олеся восприняла это по-своему.
— Вы напрасно сердитесь, Олег Константиныч. Я с ним ни о чем таком не откровенничала, да и он не спрашивал ни про Кедрова, ни о том, откуда информация. Я уж не настолько легкомысленна, меня бы насторожили подобные расспросы. В нашей среде источники оберегают пуще зеницы ока, не слабее, чем в вашей Конторе, а то и более трепетно.
За окном кафе начал падать снег, стемнело, будто день и не начинался, а уже шел к завершению. Официанты включили круглые плафоны над столиками, и оранжевые шары выглядели большими елочными шарами в оконном отражении. Ермилов с беспокойством взглянул на наручные часы и вытащил из кармана мобильный. Набрал номер шефа.
— Петр Анатольевич, это Ермилов. Разрешите на час задержаться. Я доложу подробности, когда прибуду на работу.
— Дела семейные? — уточнил Плотников. — Или служебная необходимость?
— Второе, — Олег покосился на журналистку, не желая при ней вдаваться в детали.
Олеся тем временем взялась за круассаны. Казалось, ее интересовала только еда. Где в тщедушном теле столько всего умещается?
— Так о чем вы все-таки говорили с Мораном? — Ермилов отодвинул от нее тарелку с круассанами. Однако Олеся настойчиво придвинула ее обратно.
«Она, наверное, у американцев слопала все их гамбургеры, — подумал он, пытаясь вызвать в себе неприязнь к этой девице, но напротив проникался лишь большей симпатией. — Скорее всего, срабатывает инстинкт «накормить птенца», жалкого и беспомощного. Впрочем, этот «птенец» руку по локоть откусит. Стоило к ней обратиться с просьбой дать материалы по проекту «Берег», как она начала активно звонить и клянчить информацию. А теперь снова что-то хочет от меня. Наверняка у нее какой-то корыстный интерес. Понять бы еще, в чем подвох».
— Вы имеете в виду в Америке или здесь? В Москве то, что было при нашем знакомстве, сложно назвать беседой. Он нес всякую чушь. Переходил с английского на русский с ужасным акцентом. Говорил о нашем чудовищном климате, хвалил нашу кухню. Я тогда подумала, что он перебрал с выпивкой. Слишком много болтал. Я не знала, как от него отвязаться. Он сунул мне свою визитку и не отступался, пока я не дала ему свою.
Ермилов нахмурился. Он уже успел узнать эти приемы разведчиков. «Случайная» встреча на светском мероприятии для журналистов, знакомство, стремление Морана вручить свою визитную карточку и в ответ получить легально координаты Меркуловой, чтобы в дальнейшем мотивированно с ней связаться уже в Штатах, не вызвав у нее подозрений, — все это подготовительные действия, укладывающиеся в рамки обычной оперативной разработки объекта. И таким объектом стала Олеся, очевидно, из-за выхода ее статьи и видеорепортажа о советском разведчике Александре Кедрове, в котором содержались материалы, ставшие неожиданностью для западных спецслужб. В данном случае речь явно шла о ЦРУ.
— Может, вы ему понравились? — провокационно предположил Олег. — А что в Штатах? Моран позвонил и назначил свидание?
— Вот еще! — Олеся фыркнула капучино, которым запивала круассаны. На поверхности пенной шапки бармен нарисовал листок клевера, но после возмущенного выдоха Меркуловой клевер сдуло вместе с пенкой. — Он предложил навестить в тюрьме Александра Петрова.
— С какой стати он вам предложил с ним встретиться? Как он это объяснил? — понимая, что разговор подходит к самому главному, Ермилов сделал скучающий вид и спрашивал лениво, словно не слишком его интересовало, что ему ответят.
— Вот и я сперва удивилась. Он сказал, что может получиться интересный репортаж. Дескать, Петров — это бывший гражданин СССР, осужденный у нас по статьям «шпионаж» и «предательство».
— Госизмена, — машинально поправил Ермилов, смутно припоминая, что фамилия Петров действительно попадалась ему среди шпионов, разоблаченных его ведомством. Причем, если он правильно помнил, Петров был инициативником — неоднократно и настойчиво предлагал свои услуги американцам где-то в конце семидесятых или даже в начале восьмидесятых. Как его занесло в Штаты? Наверное, удрал уже в девяностые.