Выбрать главу

К концу 2021 года при резко просевшем рейтинге и нараставшей реакции на невыполненные обещания Зеленский все хуже выглядел — и в глазах сторонников, и в буквальном смысле. Разумеется, уволенный соратник на все смотрит скептически, однако во взгляде наших бывших тоже есть особая трезвость, и пренебрегать их наблюдениями не стоит. В интервью Дмитрию Гордону уволенный в мае 2020 года первый руководитель офиса президента Андрей Богдан говорил: «Власть съедает Владимира Александровича. Он физиологически поменялся. Человек был веселый. Легкий, юморной, красивый, острый, энергетичный. И видишь? Просто на него смотреть больно. Я не понимаю, что он говорит. Он не понимает, что он говорит. Серое лицо. Он уставший. Он постоянно в какой-то то ли депрессии, то ли непонятно. Он все время нервничает. Он звонит депутатам, угрожает».

Разумеется, тогда же на оценки Богдана отреагировали новые соратники Зеленского, в частности, Михаил Подоляк: «Тебя деликатно попросили вон — ты стандартно обиделся и стандартно же начал хамить, угрожать, понтиться». Но Богдан не отступался: «Когда ты идешь свой путь самурая, ты должен понимать, куда ты идешь. Если нет цели, то, в принципе, лучший выход — стояние на месте. Правильно? Куда идет Владимир Зеленский и его команда? Куда они идут? Никто не знает. Даже Владимир Зеленский. Есть набор общих фраз: «Мы за все хорошее, против всех плохих». Но это хорошо для песни и для выступлений, но для государственной политики — нет... Это самый сильный продюсер, сценарист, актер, я считаю, на всем СНГ, бывшем СССР. У него абсолютно нет никаких знаний и никакого опыта, он вообще не понимает, что вокруг него происходит. Мало того, его слабость в том, что он замыкается на каком-то количестве людей и слушает только их. У него нет второго мнения, третьего мнения. Он хочет слышать только хорошее».

Все это высказывалось в 2021 году многократно, и все это забылось, загнано в подсознание. Послевоенный взгляд на довоенные годы президентства Зеленского невозможен прежде всего потому, что об Украине (в меньшей степени о Зеленском) можно теперь говорить лишь одобрительно или сочувственно, но никак не критически: при любом другом модусе вы солидаризируетесь с агрессором. Никакой анализ при таком подходе, само собой, невозможен, как невозможно было критиковать борцов с царским режимом во времена столыпинской реакции; как невозможно осуждать советских маршалов в эпоху сталинского террора; как нельзя разбираться в перспективах Пражской весны после советских танков, раздавивших ее.

Россия, может быть, существует в мире именно затем, чтобы своими предельно грубыми и стратегически провальными действиями переводить этически двусмысленные ситуации в предельно однозначные; чтобы снимать любую моральную амбивалентность и расставлять железобетонные акценты. Роль сомнительная, но кому-то надо же это делать, и вот большевики обретают белоснежность, сталинские маршалы выглядят образцами военного таланта и отваги, а Пражская весна с ее более чем сомнительными перспективами начинает казаться вполне реальным проектом по приданию социализму человеческого лица. (Хотя ничего бы у них не вышло — нет ни одного сценария, даже при полном бездействии варшавского блока, при котором пражские реформаторы остались бы у власти).

На начало 2022 года проект «Слуга народа» — отважный эксперимент по внедрению во власть представителя творческой интеллигенции, чей имидж полностью сформирован сериальной ролью, выглядел если не провалившимся, то преждевременным. Но тут закавыка, загогулина, как сказал бы Ельцин. Я попытаюсь описать ее феноменологически, то есть безоценочно, хоть это и почти невозможно. Когда читаешь (вынужденно, потому что для этой книги вся подобная информация скорее sine qua non, протокольная необходимость) отчеты о коррупционных или репутационных скандалах вокруг Зеленского, чувствуешь себя примерно так же, как Ленин при чтении протоколов Учредительного собрания: все это другая эпоха. Зеленский предпринял отважную, хотя и обреченную попытку вытащить украинскую политику из провинциальной лужи, из так называемой рагульности — и она уперлась. Она плюхнулась в прежнюю стихию с тем же облегчением, с каким ребенок продолжает хныкать, хотя давно пора перестать. Ни коррупционная проблематика, ни сдержанно-глумливые интонации отзывов политиков друг о друге и журналистов обо всех властях, ни базарные и полублатные разборки, ни многочасовые скандальные и, в сущности, бесплодные ток- шоу — все это никуда не делось, и даже в самой команде Зеленского начались дрязги; для того, чтобы радикально изменить Украину, потребовалась война, и новый президент получил наконец новое общество. Все безнадежно, именно поэтому мы обречены на победу. Зеленский, возможно, на второй год своего президентства разочаровал страну и разочаровался сам, но это и породило ту общую для всех интонацию стоической насмешки, которая сплачивала Украину в последующие два года войны. Все очень плохо, но отступать некуда; мы едины в том, что плохо всем — олигархам и пролетариям, востоку и западу. Усе дуже погано, но мы сохраняем способность смеяться над этим.