— Я поняла тебя.
— Вас, — хмыкнул мужчина, и она заинтересованно дёрнула бровями, заставляя того закатить глаза. — Я поняла не тебя, а вас, — пояснил он. — Для тебя я «господин Мин». Это понятно тоже?
— Тебя это что, возбуждает? — буркнула недовольно Еын, а потом, едва поняла сорвавшееся с языка, расширила от ужаса глаза и резко поклонилась, легко выскальзывая из хватки пальцев на подбородке. — Прошу прощения, господин Мин, мне страшно жаль, — совсем не искренне, зато необходимо.
Девушка успела уже трижды подумать, что гильотина прямо сейчас лишит её головы, а уж расстёгнутый ремень, мелькнувший перед глазами столь откровенно, и вовсе наталкивал на мысли о смерти — других, заметила Еын, рядом с Мин Юнги просто быть не могло. Мужчина, однако, отшатнулся от неё ровно на шаг и как-то с большим вопросом переспросил:
— Возбуждает?
Она захлопала глазами, не понимая откровенно ничего, и, набравшись смелости, чуть распрямилась, кидая короткие взгляды на его лицо — пялиться откровенно было слишком страшно. В ушах ещё невероятно сильно бушевал пульс, а в груди — сердце, так что Еын очень быстро для себя решила, что потребуется ещё как минимум неделя, чтобы ноги не дрожали столь откровенно, а тело не начинало болеть, вспоминая о кожаном ремне. Её таковым не били никогда, но она совсем не сомневалась, что приятного в этом мало.
— Ну, знаешь… знаете… — тут же засуетилась она, едва словив на себе предупреждающий взгляд, чуть не кричащий: «Я спросил — отвечай». — Когда мужчины просят назвать себя как-то по-особенному, — вспомнила она слова Черин-онни, — то это их возбуждает. Так говорят.
Да вот только Мин Юнги или был исключением, или ей откровенно врали, или смысла в этом не было откровенно никакого, или всё вместе, но он смотрел на неё так, будто был гениальным шимпанзе в вольере зоопарка, а она — неразумным ребёнком, пытающимся его дразнить. Мужчина вдруг вытянул вперёд руку и сделал это так быстро, что Еын едва успела заметить её и сжаться, ожидая удара и зажмурив привычно глаза. Да вот только такового не последовало ни через секунду, ни через три, и она разлепила веки, тут же с большим вопросом воззрившись на замершего напротив неё Юнги.
— Дурная.
Он руку, зависшую открытой ладонью на несколько мгновений над её головой, спрятал в карман, а затем развернулся и зашагал вдоль коридора, как так и надо, заставляя Еын захлопать глазами.
— Сегодня зайди ко мне около девяти, — вдруг проговорил Мин Юнги, коротко остановившись и обернувшись. — У меня есть для тебя работа. Твой бесценный ноутбук к этой работе прилагается.
***
Чон Хосок страшно раздражал и отвлекал. Он не был откровенным засранцем, как Мин Юнги, но и не был лучом света в тёмном царстве, каковым Еын считала Чон Чонгука, появляющегося иногда в этой обители мрака и депрессии, каким видела дом, в котором теперь приходилось работать. Чон Хосок просто был, и одно это уже доводило слишком многих до желания удавиться — и едва ли в хорошем смысле слова. Он был вроде абсолютно и совершенно взрослым мужчиной, ни в чём не уступающим Юнги, но Еын казалось иногда, что она говорит со своим ровесником, каковых девушка не знала совсем. Особенно остро это ощущалось именно тогда, когда мужчина заглядывал в экран её ноутбука, пока она честно пыталась работать, и тыкал во всё подряд пальцами, спрашивая обо всём и ни о чём, хотя ответы наверняка даже не запоминал.
А ещё Чон Хосок знал то, что знать полагалось одному только Ан Минхо и ей самой.
— Нет, серьёзно, малышка, ты можешь перебраться ко мне.
И вот это вот его «малышка» вовсе заставляло чесаться кулаки, потому что оно не было милым и приятным, как у Чон Чонгука, а потому что было ехидным и насмешливым, выводящим из себя. Еын и рада бы была влепить ему хуком справа или разбить ещё раз в кровь нос, да вот только руку ей на себя поднимать позволял один только Минхо, забавляясь и играя, а любой другой почти наверняка уложил бы её на лопатки при первой возможности — проверять это девушка совсем не хотела. Исключением были разве что её одноклассницы из средней школы, которые на дух Ли Еын не переносили и пытались всё выдрать ей волосы, хотя бить надо в шею, в почки, лицо и грудь — этого только глупец не знает. Именно поэтому из всех сколок именно она победителем и выходила.
— Я не малышка, — процедила сквозь зубы девушка, стараясь не отвлекаться на посторонние факторы, хотя и игнорировать их было жутко непросто. — И я страшно занята, господин Чон.
Еын было противно от самой себя, но у неё теперь каждый встречный, за исключением Минхо, автоматически превращался в «господина» и получал вежливое «вы», потому что в воображении не переставал гоготать пугающе Мин Юнги, хлопающий ремнём по собственной ладони. Она практически не видела его за прошедшие пол недели, и предпочла бы не видеть и дальше, вполне довольствуясь одними только воспоминаниями.
Еын помнила, как Минхо сказал как-то совсем недавно: «Ну ты прямо как шёлковая стала. Продержишься дольше — возьму тебя в жёны, а периодически буду к господину Мину отправлять, для профилактики». Она тогда схватила с дивана в гостиной подушку и вжала изо всех сил её в лицо друга, повалив того на мягкую обивку и слыша, как он пытается хохотать и ловить её запястья свободными руками. Еын ничего смешного в этом не видела совсем, считая себя самой настоящей трусихой, которую запугать оказалось слишком легко. Однако подушку от лица веселящегося Минхо пришлось убрать, потому что как раз в тот момент на лестнице показался злополучный «господин Мин», поднявший брови так красноречиво, что она, кажется, даже услышала звук рассекающего воздух ремня. Еын в итоге и сейчас чуть содрогнулась, чувствуя, как мурашки пробежали по спине, и поправила стоящий на коленях ноутбук.
— Понял, — хмыкнул Чон Хосок, расположившийся на диване рядом и сидящий к ней боком, руку закинув на его спинку, а одну из ног согнув в колене, — не претендую. Ну так что, не-малышка, — протянул он довольно, а Еын искренне постаралась не закатить глаза, сетуя на то, что человек, которого боялась половина Сеула, оказался совсем не таким, каким она его себе представляла, — будешь жить у меня?
— Не буду, — хмыкнула Еын, хотя, конечно же, согласиться жутко хотелось хотя бы из-за того, что ночевать в мотеле, где стены были жутко тонкими, а стоны за ними — слишком наигранными и громкими, было невозможно.
— Почему?
— Потому что вы извращенец, — пожала она плечами, и мужчина подавился воздухом, выпучивая глаза, пока сама Еын едва сдерживала довольную улыбку, что так и хотела растянуться по всему лицу.
— Это я-то? — потрясённо выдохнул Чон Хосок. — Да я по доброте душевной!..
— Знаем мы вашу эту душевную доброту, — усмехнулась девушка, поворачиваясь всё-таки к нему лицом и скрещивая на груди руки. — Вы даже сюда заявляетесь иногда с девушками. И каждый раз — с разной.
Хосок замер ненадолго прямо с открытым для явных возражений ртом, а потом медленно растянулся в улыбке и, сощурившись, отметил:
— А ты ещё и наблюдательная.
— Ну я же тоже женщина, — фыркнула Еын в ответ и снова вернулась к работе, поправив коротко крышку ноутбука.
— Я просто очень творческий в душе человек, — протянул мужчина. — И душа моя требует разнообразия, понимаешь?
— Разнообразия венерических болезней? — хохотнула девушка, тут же схлопотав по кончику уха щелбан, и ухватилась за него, посмотрев на Хосока со страшной обидой.
— И на всё у тебя есть ответ, — хмыкнул он и кивнул. — Займёшь моё место, когда я умру.
— Наследство прилагается? — сощурилась она и, получив кивок, улыбнулась. — Тогда очень надеюсь, что это произойдёт скоро.
— Вот же мелкая, — прошипел Хосок, однако сам же рассмеялся, и Еын неожиданно даже для самой себя захихикала в ответ.
Это правда казалось ей странным — он действительно раздражал нещадно, отвлекал и тормозил всю работу, никак не проходя мимо, едва только замечал её краем глаза. Зато заставлял улыбаться и не позволял чувствовать себя слишком напряжённо в своём присутствии. Чон Хосок тоже был засранцем, но засранцем хорошим — как раз в противовес Мин Юнги, который наверняка попытался открутить бы ей голову, ляпни она такое в его присутствии. Еын плохого в своих словах ничего и никогда не видела, привыкнув говорить то, что думает, и так, как думает. А всё остальное напускное и излишне официозное, притянутое за уши и никому на самом деле ненужное всегда считала действительно неуместным. И Чон Хосок, как бы то иронично ни было, кажется, был тем единственным человеком, который её в этом полностью поддерживал.