— И я — такое же большинство? — прищурился Югём и схватил её за плечи, встряхивая. — Напомнить, кто научил тебя стоять на коньках и кататься на велосипеде? Или о том, кто поставил тебе удар и научил защищаться? А о том, кто снова и снова вытаскивал тебя за шкирку из проблем и прикрывал перед отцом? Неужели думаешь, что я не смог бы тебя защитить? — снова встряхнул он её. — Да меня растили для этого, дурная твоя голова!
Еын забрыкалась в его руках, злясь на то, что он так и не понял очевидного, а ещё очень сильно захотела врезать ему по рёбрам — именно так, как он учил — за то, что говорил ей вещи, вызывающие одни только слёзы. Она подняла на него покрасневшие от напряжения глаза и проговорила, так же сжав его плечи:
— Тогда почему не понял, что я тоже всего лишь хотела тебя защитить? — всхлип всё же вырвался из её груди, и Еын очень легко выбралась из вмиг ослабевшей хватки. — Тебе бы жизни никакой не дали, если бы знали, что ты до сих пор находишься рядом с дочерью предателя! Они бы… Ты бы… Ты бы никогда не смог стать лидером, если бы я осталась рядом. И отец, — шмыгнула она носом, — только говорил, что готовил тебя для того, чтобы ты стал лучшей моей защитой. Он с самого начала знал, что ты — будущий лидер, дурная твоя голова! — вернула она напоследок его же оскорбление и нахмурилась, поджав губы.
Ким Югём — тот самый некогда странный двенадцатилетний мальчишка, которого привёл вдруг отец в дом, и которому она первая протянула смело ладонь, задрав гордо подбородок вверх — стоял сейчас, сильно возмужавший и выросший, прямо перед ней и дышал тяжело, взглядом из-под длинной чёлки метая гром и молнии. У неё, семилетней тогда девочки, дочери человека, в ежовых руковицах державшего весь север Сеула, и только-только лишившейся матери, не было никого, помимо всегда занятого отца и чумазого паренька с улицы, который очень быстро в их отношениях сменил навязанную самой Еын роль ведомого на ведущего. Ким Югём был рядом с ней всё счастливые, но очень короткие восемь лет, и девушка только сейчас поняла, как, должно быть, на самом деле вся эта история выглядела с его стороны сразу после убийства её отца — человека, чьё имя он лично отмыл от позора предателя сразу после того, как три года назад стал новым лидером.
Еын несмело подняла на него взгляд, ища и не находя в голове достойных слов, способных хоть немного смазать эту невероятную неловкость, но в тот же миг оказалась прижата к чужой груди, и судорожно выдохнула, моментально обнимая широкую спину. Она на голове своей почувствовала тяжёлую и крупную ладонь и в кулаках сжала куртку Югёма. Ей показалось, что пах он почему-то домом, который сгорел в самом настоящем адском пламени уже четыре года назад, хотя на самом деле — всего лишь какой-то туалетной водой.
— Я рад, что ты цела, — проговорил парень ей в самую макушку. — Всё остальное неважно, хорошо?
Еын закивала головой, носом проезжаясь по не самому приятному материалу куртки, и сильнее вжалась в тело, от которого слишком знакомо исходило столь необходимое тепло.
— Эй, Еын, что надо говорить, когда ты возвращаешься?
Девушка всхлипнула в очередной раз, чувствуя, как столь усиленно сдерживаемые слёзы всё же брызнули из глаз, и самым настоящим образом проревела:
— Я дома.
***
— Ну да, — хмыкнул Югём, закидывая ногу на ногу и скептично осматривая весьма скудный интерьер снятой в мотеле комнаты, — стоило предположить, что ты, будучи такой трусишкой, не заявишься без предлога.
— Я вовсе не трусишка! — процедила сквозь зубы Еын и нахмурилась, чувствуя двойную неловкость от того, что Мин Юнги тем временем с отвращением косился на едва живую и стоящую ещё на ножках кровать с красным покрывалом. Девушку так и подмывало прорычать недовольно: «Да-да, вот на этом я сплю, пока ты купаешься в деньгах и не находишь благородства поделиться этим с другими!»
Они оказались в мотеле совсем недавно — едва только решили, что разговаривать в машине не стоит совсем, а заявляться на чужую территорию — верх неприличия и, что куда более важно, верх неразумности, потому что быть замеченными друг с другом никто из них не хотел. Еын вздохнула тогда тяжело, думая, что они напоминают любовников, которые боятся сплетен, однако вслух этого произнести не успела, потому что Мин Юнги глянул на неё так, словно бы прочитал мысли. Девушка в итоге с тяжёлой душой и подбадриванием в виде очень мягкого и тёплого взгляда Югёма, который расположился на заднем сидении, предложила поехать к ней. И она бы очень сильно хотела запечатлеть лица их обоих, едва только они поняли, что живёт она в мотеле.
Консьерж внизу проводил их троих максимально скептичным взглядом, предварительно кивнув приветливо Еын, которую знал в лицо, и она сначала захихикала себе под нос, представляя всё то, что старик мог себе надумать, а потом, вспомнив совершенно невольно о чужих губах на её собственных, закашлялась и запнулась за одну из ступенек, чуть не распластавшись по лестнице. Юнги тогда поймал её за локоть, заставляя остаться на ногах, а ещё коснулся ладонью поясницы. И Еын самым настоящим образом выпрыгнула из его рук, рванув наверх ещё скорее и услышав спиной лишь страшно недовольное: «Осторожнее».
Она сейчас, сидя в маленьком кресле напротив Югёма и свернувшись едва ли не клубком, думала только о том, что «осторожнее» следует быть ему. Просто потому что Ли Еын мстить умеет, и она совсем-совсем не настроена забывать о том, что произошло совсем недавно в машине. Ей плевать откровенно на то, что она сама пошла на это, но уговор-то был на то, что это Еын его поцелует, а не он — её, мешая их дыхания, заставляя задыхаться от переполняющего чувства непонятно чего и мечтать о том, чтобы никогда-никогда не отрываться, становясь только ближе. Девушка бесконечно счастлива была, что сейчас подобное её помутнение рассудка ушло, и она смотрела на Юнги совсем так, как прежде, а ненавидела ничуть не меньше — особенно когда он бухнулся едва ли не с размаху на кровать, которая моментально отпружинила скрипом, и весь скривился в недовольстве.
— Так… — прокашлялся Югём, заставляя их обоих оторвать друг от друга прищуренные взгляды, и поинтересовался: — Ты теперь работаешь на юг?
— Это очень долгая и очень неприятная история, — натянуто улыбнулась она, одними только глазами пытаясь послать парню сигналы о том, чтобы лишнего он не болтал, — и мы могли бы поговорить об этом, когда встретимся при более располагающих обстоятельствах.
Мин Юнги вдруг хмыкнул почти оглушающе громко, и она обернулась в его сторону. Мужчина ухмылялся крайне неприятно, наклонив голову и руками уперевшись в матрац за собой.
— Чувствуешь себя неловко в присутствии своего босса? — спросил он, явно насмехаясь, а у Еын, кажется, дёрнулась бровь.
— Босса? — притворно удивилась она и даже огляделась по сторонам. — Вы где-то такого видите?
— Ли Еын… — протянул он очень низко, вмиг теряя всё прежнее веселье, да только девушка перебила его нещадно.
— Разве мы не коллеги, господин Мин? — улыбнулась она, прищурившись. — Разве сотрудничество подразумевает не это?
Он вдруг резво поднялся на ноги, почти метнувшись в её сторону, и Еын краем глаза заметила, как совсем так же подскочил с маленького диванчика Югём. Они оба застыли, нахмурившись и внимательно глядя друг на друга, и девушка поспешила встать на ноги тоже. Она моментально обозвала себя всеми самыми худшими словами, не понимая, как могла забыть о деле и ответить на провокацию. Хотя уже через секунду мысли нашли совсем другого виновника, и вся нецензурная брань полетела в него.
— Ладно, — выдохнула Еын, с радостью ощущая, что именно она заняла место в середине комнаты, и находилась как раз между двумя мужчинами, — так мы ни о чём не договоримся, поэтому я просто молчу.
— Нет, — хмыкнул тут же Югём, снова опустился на диван, закидывая ногу на ногу, и кивнул в её кресло, словно бы приглашая, — говорить я буду только с тобой.