— Собираетесь устроить посиделки? Я не против, если ты спрашиваешь о разрешении.
Ей пришлось приложить усилия, чтобы взять себя в руки и ответить не дрожащим от внутренних переживаний голосом:
— Мне нужно помыть голову. Черин поможет.
— Почему я не могу помочь?
— Вот уж нет! — категорично мотнула головой Еын, развернувшись в его руках. — Не хочу, чтобы ты ухаживал за мной, как за какой-то немощной.
— Хорошо, — неожиданно легко согласился мужчина, усмехнулся, а потом повёл одной рукой вверх по её телу и чуть сжал пострадавшее плечо. — Это всё равно в последний раз, ведь так?
— Кто знает, — протянула девушка в ответ и непонятливо моргнула, когда Юнги вдруг стал крайне серьёзным и сосредоточенным. — Никто ведь не застрахован от подобных случаев. А уж учитывая то, что я работаю на тебя…
— Это в последний раз, — хмуро перебил он её, и девушка согласно замолчала, воззрившись на скорчившегося мужчину перед собой. — Верно?
— Ну хорошо, — едва не закатила она глаза, — в последний раз. Тебе легче?
Юнги ничего не ответил, только подался вперёд, обхватил ладонью заднюю часть её шеи и, приблизив к себе, поцеловал Еын коротко в самый висок. А ей показалось, что между ними в тот миг произошло нечто куда более интимное и смущающее, чем всё то, что было прежде вместе взятое.
Всё снова словно бы вернулось в своё привычное русло за исключением того, что она снова и снова оставалась за закрытыми дверями и искренне не понимала, почему Юнги не берёт её с собой, отмахиваясь одним только кивком на её травмированную руку. Мужчина, однако, отказывался так же отдавать ей ноутбук, и Еын, наплевав на данное самой себе обещание не лезть лишний раз ни на второй этаж, ни в его комнату, нарушила его, находясь под сильным впечатлением от слов, что кольнули неприятно и сильно:
— Тебе не надо знать, Еын.
Она правда не понимала, почему и с каких пор ей вдруг стало «не надо знать», если прежде от неё всегда был толк. Девушка больше всего боялась в один момент оказаться неважной, ненужной и бесполезной. А затем снова вернуться на улицу, не сумев показать, на что она способна. Еын прекрасно знала о коэффициенте полезности — в конце концов, её отец сам именно по такому принципу оценивал своих людей. И она не сомневалась, что Мин Юнги делал аналогичное. А потому и переживала за своё место, прекрасно понимая, что такими темпами может оказаться за бортом и не иметь более возможности улыбнуться ему, когда он вернётся домой после очередного изматывающего дня, что не сможет получить поцелуй, уносящий далеко-далеко и делающий страшно горячо, и не сможет нырнуть под его руку, нарушая в очередной раз личное пространство, но получая в ответ поглаживание головы запутавшимися в волосах пальцами. Ей было страшно хорошо и комфортно рядом с Мин Юнги, так что расставаться с ним хотелось меньше всего.
Однако в комнате Еын не нашла ровным счётом ничего полезного, только разбросала половину вещей, не сумев вернуть всё в первозданный вид, пользуясь лишь одной рукой, а затем получила на ухо ехидное:
— Ну как, в моей комнате достаточно большая кровать? — и засмущалась ужасно, понимая так же, что совсем не обратила на неё внимания, будучи поглощённой поисками ноутбука.
Плечо же потихоньку возвращалось в норму, появлялась куда большая чувствительность, а редкие и лёгкие физические упражнения, которые она выполняла по рекомендации врача, и вовсе, кажется, творили чудеса. Еын уже через неделю смогла позволить себе вырваться из оков раздражающей повязки и страшно собой гордилась, когда на Новый Год, оказавшись на каком-то непонятном приёме, куда её, не спрашивая её личное «хочу», притащил Юнги, не выделялась излишне сильно среди остальных девушек.
Она, конечно, не могла ещё как следует пользоваться рукой, однако многое получалось просто замечательно. Хотя плечо резко отказывалось работать, едва только на пороге дома появлялся Юнги, а у Еын в голове раздавались набатом его непрекращающиеся обещания о том, что он сделает с ней, едва только она придёт в норму. Каждое его слово ужасно смущало, но ей отчего-то нравилось слышать всё это, будучи прижатой к стене или кровати. Юнги всегда в таких случаях шептал на ухо, блуждая руками по её телу, но не позволяя себе многого. А Еын столь сильно опасалась стать для него разочарованием, что с упорством осла продолжала притворяться больной и со страхом ожидала момента, когда её ложь окажется раскрытой.
На том приёме — в честь Нового Года — ей не понравилось совсем. Как не понравилась и Чон Инён, с которой Чонгук решил её познакомить, улыбаясь довольно и во весь рот. Еын тогда хотелось домой, под бок к Юнги и под короткий поцелуй в макушку. Находиться под любопытными взглядами абсолютно незнакомых людей ей, в свою очередь, не хотелось вообще.
— Тебе не страшно? — спросила у неё Чон Инён, и Еын вопросительно подняла брови, немо прося пояснить. — Ты ещё совсем ребёнок, уж прости, но знаешь, судя по всему, чем занимается Юнги. Неужели не страшно?
— А должно? — прыснула Еын, не сдержавшись.
Чон Инён была молодой и очень красивой женщиной. Но более ничего особенного в ней она не видела, и потому становилось даже как-то обидно за то, что Чон Чонгук выбрал именно её. Еын думала об этом прежде, представляла себе его жену, но это всегда была девушка куда более яркая, заметная и уверенная. Но Чон Инён была просто… женщиной. И это вдруг почему-то очень её расстроило.
— Продажа оружия — это ведь не шутки, — произнесла она, заставляя её нахмуриться. — Это опасно. Оружие опасно.
— Оружие ли? — хмыкнула Еын, перенося вес на одну ногу и думая отстранёно о том, что она совсем не привыкла к каблукам. — Я просто хочу напомнить, что убивает не оружие, госпожа Чон. Убивают люди.
Мин Юнги появился тогда едва ли не из-под земли, поздоровался коротко с Чон Инён, а затем утянул Еын за собой, лукаво на неё поглядывая. Они тогда решили нагло и беспардонно сбежать, никого и ни о чём не предупредив, однако почти врезались в Чон Хосока, который улыбался так, будто именно их двоих и ждал у чёрного входа.
— Ты не собираешься?.. — хотел было спросить что-то мужчина, но Юнги перебил его абсолютно нещадно.
— Не сейчас, — хмыкнул он и как-то сильнее стиснул в руке её пальцы. — Она ещё не готова.
Еын тогда абсолютно непонятливо посмотрела на них обоих, но ни первый, ни второй не потрудились объяснить происходящее, хотя и не скрывали того, что речь шла именно о ней. Девушка терроризировала их этим ещё несколько дней, пока не поняла, что дело это абсолютно гиблое, и снова вся обратилась в одно только сплошное проведение своих одиноких будней в квартире.
С Черин встретиться более не получалось — та нашла себе работу в ресторане, а ещё с головой окунулась в эти свои свидания вслепую. Минхо дни и ночи вкалывал, исполняя поручения «господина Мина», но не говорил ей толком ничего, из чего она смогла бы затем выдавить хоть толику информации. И именно поэтому Еын едва ли не полностью ушла в готовку, без устали находя советы и рецепты в Сети, чтобы хоть как-то доказать Юнги свою полезность и — отчасти — стать в его глазах много лучше и привлекательнее.
— Ты уверена, что тебе не тяжело? — спросил у неё как-то мужчина, тщательно пережёвывая лично ею приготовленное мясо. — Как твоя рука?
«Просто отлично», — хотелось сказать ей, но в душе поселился какой-то странный страх, так что Еын только улыбалась, не уставая повторять из раза в раз:
— Я трачу больше времени, чем если бы использовала две руки, но всё не так плохо.
Юнги смотрел как-то странно на её плечо, где скрывалось теперь под одеждой белое пятно от шрама, и ей казалось, что он наверняка на самом деле знает, что она лжёт, притворяясь больной. Но стыдно почему-то за это не было совсем. Как не было стыдно и за то, что ей вдруг стало страшно стать причиной чужого разочарования.