— Ты не убиваешь детей? — предположила она с дрожащими в улыбке губами и приподнятыми в притворстве бровями.
— Или всё-таки женщин?
Он вдруг придвинулся невероятно близко, животом своим касаясь её, а ещё опустил локоть руки, сжимающей её горло, вниз, располагая тот как раз на груди, и Еын совершенно невольно дёрнулась, жмуря глаза и мечтая оказаться как можно дальше отсюда.
— Тише, — прыснул мужчина, явно забавляясь, — мой палец может случайно дёрнуться и нажать на курок, отправляя твои мозги на стену. Я этого пока не хочу, а ты?
Еын пришлось глубоко вдохнуть и выдохнуть несколько раз, чтобы успокоить по венам разошедшееся волнение, разлепить потяжелевшие веки и уверить саму себя в том, что ей, как и прежде, особо сильно бояться нечего — Мин Юнги специально пугал её, почти прямо признавался в этом, но убивать всё-таки, кажется, был не намерен.
— А я — не «пока».
— Вот видишь, Ли Еын, мы даже можем сходиться во мнениях, когда ты не упрямишься и не раздражаешь меня, — хмыкнул мужчина, а она подумала, что её имя из его рта звучит хуже всякого оскорбления. — Но ты, выходит, именно этого боишься? Такая гордая или глупая? Предпочла бы смерть борделю?
— За идиотку меня держишь? — фыркнула в ответ Еын, мысленно успокаивая саму себя и умоляя перестать дрожать так явно для того, кто, узрев её мимолётную слабость, спуску давать не собирался и по-прежнему прижимался к ней так тесно и излишне откровенно. — Конечно, я бы выбрала бордель.
— Почему?
На лице у Мин Юнги замер столь неподдельный интерес, что она даже повелась на пару мгновений, но успела прийти в себя, скривиться и выплюнуть недовольно:
— Оттуда выбраться явно проще, чем с того света. И заставить тебя пожалеть — тоже.
— Хочешь отомстить мне, хотя я ещё ничего не сделал? — притворно удивился мужчина, а потом столь неожиданно улыбнулся, что Еын так и застыла, во все глаза пялясь на сверкающие белизной между тонких губ зубы. — Было бы интереснее, вернись ты озлобленным духом мести, но и так тоже неплохо. Правда, интересно настолько, что я готов прямо сейчас отправить тебя в бордель, чтобы узнать, как ты потом собираешься заставить меня жалеть о своём решении. Так что осторожнее с заявлениями — я слишком любознательный.
Еын закусила изнутри нижнюю губу и постаралась выровнять снова сбившееся дыхание, потому что видела — он не врёт, он и правда может сделать это по той лишь причине, что она ляпнула подобное в пылу обиды и злости.
Она только сейчас окончательно поняла, что ему действительно дела до неё нет никакого, что Мин Юнги действительно лишь вид делает, что ведётся на её провокации, что позволяет манипулировать собой, дожидаясь того момента, когда он совершит ошибку, которую использовать можно будет себе во благо. В итоге ошибки тут совершает только она, а он в любой момент может пустить ей пулю в лоб и ничего особенно не потеряет — Юнги достаточно влиятельный для того, чтобы найти себе любого другого полезного человека, который при этом ещё и носа от него воротить не будет, стараясь набить себе цену и выторговать свободу. Он намного, намного умнее неё, и не с ним ей тягаться, чтобы затем остаться в выигрыше.
— Скажи мне, — продолжил тем временем мужчина, неожиданно убирая с её шеи оружие и молчание её явно истолковав как-то по-своему, — как ещё сильнее тебя напугать? Ударить или поцеловать?
Еын вздрогнула совершенно невольно и перевела взгляд широко распахнутых глаз на лицо Юнги, прекращая созерцание его шеи, проглядывающей из-под нескольких расстёгнутых пуговиц на воротнике рубашки. Он снова не шутил и не врал, и виновата в этом лишь она сама, по глупости и неведомой случайности позволив ему разглядеть её собственную слабость да ещё и воспользоваться ею, поведясь на совершенно открытую провокацию, вовремя не разглядев в ней таковую.
— Мне все вопросы надо задавать дважды, чтобы получать ответ?
Юнги мигом потерял с лица улыбку, снова нахмурился, сводя брови, что едва видны были под чёлкой, и процедил сквозь зубы одно сплошное недовольство, что пробралось под самую её кожу и когтями начало рвать мышцы изнутри. Он ей точно не соперник — и совершенно удивительно, что его терпения хватило на столько дней, что он при первом же удобном случае не вцепился ей в горло, не приставил пушку к виску и не заставил под страхом смерти выложить, как на духу, совершенно всё ей известное за один раз.
— Поцеловать, — выдохнула Еын чуть слышно, едва только ощутила, как чужие пальцы на её шее снова начали сжиматься.
— Браво, — хмыкнул в ответ мужчина и наклонил набок голову, внимательно рассматривая её лицо и ухмыляясь чему-то своему. — Думала, если скажешь правду, я приму это за ложь и сделаю всё наоборот? — у неё сердце, кажется, перестало биться на несколько мгновений, а затем и вовсе упало куда-то в ноги: — А из тебя ещё может выйти толк.
Еын правда не поняла, что он имеет ввиду, но это действительно пугало. Однако куда больше её страшило то, с каким выражением лица он вдруг начал приближаться к её собственному, в считанных миллиметрах останавливаясь от носа. Она изо всех сил попыталась убедить себя в том, что он никогда и ни за что не сделает этого, вглядывалась в его глаза едва ли не с мольбой и не со страхом, не находя в голове нужных слов и сил на то, чтобы их произнести, заставив язык шевелиться в уступках другому. Еын успела заметить ещё, как Юнги подался ближе, и в следующую же секунду закрыла глаза, поджала губы и, кажется, даже коротко пропищала, саму себя ощущая так глупо, как никогда до этого. Однако рта её не коснулась ничего, кроме дыхания, сорвавшегося с чужих губ.
Мин Юнги прыснул, не сдерживая смешка, а она в ответ несмело приоткрыла глаза, вмиг оказываясь в плену тёмного взгляда. Еын показалось, что подобное уже точно было, и она сглотнула, в глазах напротив замечая самую настоящую насмешку.
— Расслабься, — усмехнулся мужчина, и его дыхание снова коснулось её губ, непонятно по какой причине заставляя её щёки вспыхнуть самым настоящим жаром, — я ведь сказал, что не интересуюсь детьми.
Он действительно сказал это несколько дней назад, правда смотрел на неё именно так, как смотрят на нерадивое дитя, доставляющее одни только проблемы. На неё, кажется, именно так смотрели учителя в средней школе, когда ругали за очередное опоздание, за очередной прогул, за очередной низкий балл, приговаривая в очередной раз что-то о том, что она наверняка может лучше, если бросит заниматься ерундой. Но никто из учителей не прижимался к ней так близко, не сжимал в пальцах шею и не дышал в самые губы, уверяя, что детьми не интересуется. И Еын рада бы бросить в ответ, что не интересуется стариками, да вот только Мин Юнги подозрительно хорош при ближайшем рассмотрении и выглядел много моложе своих тридцати, кажется, одного года. Но это не имело совершенно ничего общего со всем остальным, и Еын, сглотнув, отвела в сторону взгляд, не выдерживая первой, и разорвала тем самым многосекундую тишину, повисшую над ними.
— А теперь я спрошу ещё раз, — проговорил Юнги, наконец, отстраняясь от неё: — Почему я должен верить в то, что Хубин собирается разорвать со мной договор?
И Еын бы сдаться да выложить всё начистоту, из последних сил надеясь на то, что всё закончится не так плохо, как она сама того ожидает. Да вот только то ли природное упрямство взяло своё, то ли страх за собственную шкуру, но она выдохнула в итоге тихо:
— Пойми меня тоже, — и призналась: — У меня нет никаких гарантий, подтверждающих, что ты правда отпустишь меня, как только мне нечего будет тебе сказать. А ты не даёшь заручиться большим объёмом информации — я ведь не могу с потолка её собирать. Или я правда многое прошу? Мне нужен только мой ноутбук, моя машина и моя свобода. Я держу свои обещания, и если сказала, что дам тебе информацию — я её дам, но для начала мне нужно её найти.
— Ты с самого начала знала, что я не дам тебе никаких гарантий, — неожиданно серьёзно проговорил мужчина, — и информацию ты предложила лишь для того, чтобы потянуть время и придумать что-то ещё, — он хмыкнул, в глазах её замечая неподдельное удивление. — Правда думала, что это не очевидно? Я уже сказал, что признаю, что голова у тебя варит, но одного этого мало. И я по-прежнему не собираюсь обещать тебе ничего. Предложи мне что-нибудь ещё, что полностью окупит тот ущерб, который вы со своими дружками мне нанесли.