— Они мне не дружки, — нахмурилась Еын, не уставая повторять это снова и снова. — И, к слову, при всех тех средствах, какие ты имеешь, не грех заняться благотворительностью.
— Я имею эти средства как раз по причине того, что не занимаюсь благотворительностью, — усмехнулся Юнги, — и не спускаю это тем, кто пытается сделать это без моего ведома. Кому-то вроде тебя и твоих, — он запнулся буквально на секунду, а затем продолжил, — «не-дружков».
Еын злилась на него, потому что он раздражал просто нещадно, будучи и умнее, и взрослее, и остроумнее. Лучше — одним словом. Мин Юнги, кажется, было не переиграть ни при каких условиях, он не позволит этого никогда, заставляя ступать лишь по тем плиткам пола, на которые он укажет сам. А потом, едва только ты оступишься, он весело похлопает в ладони и оповестит: «А там — лава». Воображение подрисовывало ему ещё рога на голове, хвост из-под штанов и трезубец в руках, изображая совсем таким, каких чертей — в детских библиях. На эти бестселлеры скидки в книжных магазинах объявляли едва ли не ежемесячно, и Еын только потому и знала, что в них за картинки нарисованы.
— Ладно, — выдохнула она, на секунду прикрывая глаза. Мин Юнги хочет, чтобы она дала ему что-то, что полностью покроет убытки, а ещё хочет, чтобы играла она исключительно по тем правилам, что устанавливает он. И Еын идёт на это — по крайней мере, до тех пор, пока не придумает что-то ещё. — Кан Хубин искал новых поставщиков и делал это тихо, думаю, чтобы не дать слухам разойтись и добраться до тебя. Его не волновали деньги, не волновало качество, нужен был просто другой человек, другой поставщик, другие условия. Я пыталась найти, что вы не поделили, думала, имела место быть какая-то ссора или личная неприязнь, но ничего не нашла, поэтому удивилась, когда узнала, что ты не в курсе. Хубин согласился на сделку несмотря на то, что мы предложили цену в полтора раза больше той, что устанавливал прежде ты, и даже попросил известить его, когда мы снова будем готовы предоставить товар. Ему всё ещё нужно оружие, но ему не нужен ты.
— И ты не знаешь, почему, — это совершенно точно не вопрос, но Еын зачем-то кивнула, соглашаясь.
— Но я могу узнать, — добавила она после этого. — Мне только нужно время и мой ноутбук.
Юнги замолчал, внимательно вглядываясь в её лицо с высоты своего роста, снова, наконец, распрямившись и не нарушая границ её личного пространства так сильно. Он молчал, явно что-то обдумывая и что-то для себя решая, а Еын закусила нижнюю губу, ожидая и одновременно боясь услышать его решение. Ей действительно нужен был ноутбук, но вовсе не для того, чтобы продолжать делать то, чего хочет он, а чтобы связаться с теми, кому можно и нужно доверять, и выбраться, наконец, оттуда, куда её втянули те, кому доверять не можно и не нужно. И мужчина, кажется, понимал это куда лучше, чем она этого хотела.
— Нет, — припечатал он, разжал медленно пальцы, руку убирая с её шеи, а затем совершенно неожиданно тыльной стороной ладони коснулся её щеки. — Я пошлю доктора, пожалуйста, не доводи старика до гроба своим языком и идиотизмом.
У Еын едва ли глаза из орбит не повыпадали, и она очень захотела спросить, не вызвать ли шамана, чтобы тот проверил, не вселился ли кто в его тело. Но мужчина столь предупреждающе сощурил глаза и пистолет, всего несколько минут назад прижимающийся к её шее, спрятал под пиджак, что она со звонким клацаньем зубов закрыла рот, сглотнула и лишь согласно кивнула головой. Еын коснулась лихорадочно горящего лба, а потом не менее горящей щеки, едва только Юнги повернулся к ней спиной, и задумалась невольно над тем, насколько же плохо она сейчас выглядит, если это заметил он.
— Псих, — всё же слетело с её губ.
Но только тогда, когда дверь за мужчиной захлопнулась, а он, по её расчётам, отошёл достаточно далеко для того, чтобы этого не услышать.
========== Four ==========
Доктор заявился к ней этим же вечером и оказался настоящим оазисом в этой невыносимой, беспощадно огромной и жаркой пустыне безразличия. Её комнату никогда не закрывали на ключ, но за дверью всегда стоял кто-то из людей Мин Юнги, а еду ровно в назначенное время приносил ещё кто-то из них. Но никто и рта не раскрывал в её присутствии, внимания никакого не обращая на то, что она пытается с ними поговорить. Они все выглядели так, будто это не Еын к ним обращается, а муха пролетела мимо, тихо что-то прожужжав. И это безразличие раздражало и давило на нервы сильнее всего.
Еын и дня провести без общества людей поблизости не могла, будучи зависимой от общения и внимания, а тут всё складывалось даже хуже — у неё словно бы перед носом водили огромным куском стейка, а откусить упорно не давали, лишь раздразнивая все рецепторы. Зато доктор Му Сэюн оказался премилым и крайне общительным мужчиной лет пятидесяти, и Еын клятвенно пообещала себе пнуть Мин Юнги по коленке, заставив упасть на корточки и извиняться, целуя землю, перед этим потрясающим во всех отношениях человеком за то, что назвал его «стариком». Она отчего-то не сомневалась, что доктор Му ещё в слишком многих делах даст тому фору и заставит глотать пыль.
Он выдал ей целую коробку лекарств, включая и таблетки, и ингаляторы, и даже какие-то сиропы, посетовал на то, что его не позвали раньше, и даже на то, что еда, которую ей приносят, не достаточно горячая. Еын в тот момент хлопала ресницами, наблюдая, как доктор Му отчитывает паренька, принёсшего ей ужин, а потом улыбнулась и пуще прежнего начала жаловаться на свою жизнь и тяжёлую судьбу, причитая на несговорчивого Юнги. Она убеждена была на все сто, что господин Сэюн обязательно, проникнувшись к ней родительской симпатий, свойственной людям его возраста, сможет повлиять на невыносимого в своём упрямстве мужчину и выторговать ей ноутбук. Во всяком случае, они показались достаточно близки для того, чтобы план, неожиданно созревший в её голове по итогам услышанного, имел место быть.
Она провожала доктора с широкой и искренней улыбкой на лице, обещала принимать лекарства, следить за своим самочувствием и обязательно просить встречи с ним, если станет хуже. Настроение у неё поднялось, жизнь более не казалась такой унылой и скучной, а положение — безвыходным, и Еын даже ужин проглотила с таким удовольствием, как никогда прежде.
Её на самом деле кормили действительно хорошо, трижды — прямо как в лучших отелях, да ещё и с доставкой прямо в номер. А ещё еда была на самом деле тёплая, почти обжигающе горячая, так что Еын пожала плечами, пытаясь остудить суп, не понимая, почему доктор Му её таковой не посчитал. У неё первое время даже живот болел, отвыкший от подобной пищи и привыкший к полуфабрикатам, закускам и рамёну быстрого приготовления, а теперь она не уверена была, что сможет без отвращения смотреть на свой типичный рацион, едва отсюда выберется. В конце концов, к хорошему привыкают действительно быстро.
Еын правда никогда не училась как надо, но всегда читала много. И как раз из книг знала, что в плену всегда худеют, страдают, плачут и стараются сбежать. Потому она и не понимала, то ли плен у неё так себе, то ли она какая-то неправильная. Судя по книгам, ей следовало бы сбросить вес хотя бы к концу недели и бренчать костями, да только вот всё происходит наоборот, и Еын думает, что у неё такими темпами появится знатное пузо. Плакать ей не хочется тоже, жалеть себя — и подавно. Хочется только выбраться побыстрее и уехать куда-нибудь далеко, хотя бы в Гонконг, переждать там пару лет — на всякий случай — и вернуться обратно с чувством выполненного долга. О возможности сбежать так просто Еын не думала вовсе — это почти невозможно, а ещё страшно глупо. За дверью её поджидал самый настоящий караул как минимум из одного злобного стражника, а ещё дом, о планировке которого она не имела совершенно никакого понятия. На самом деле, в начале она примерялась к окнам, но остановили её не заблокированные ставни, не высота второго этажа и не мужчины в чёрных пиджаках, всё время маячившие поблизости, а толстое оконное стекло, которое разбить не так уж просто — Еын честно пробовала.