— Там будут твои начальники? С кем мне вести себя приветливее?
Жерар недовольно поджал губы, и сощуренным взглядом произнес:
— Белль, я не потерплю кокетничество с твоей стороны. Приветливей тебе стоит быть ко мне, а не посторонним мужчинам. Увижу флирт к другому, накажу поркой.
От тона, сказанного по спине прошелся холодок. И как я вообще смогла такое придумать? И еще ему сказать? Покаянно потупила взгляд.
— Прости, я просто хочу помочь.
Руки на моей талии сжали сильнее.
— Жена, целуй меня больше, не вздрагивай от моих касаний, и ты поможешь больше чем, думаешь, — рокочущим басом посоветовал Жерар.
Кивнув, расслабилась на руках мужа, прикрыв глаза, дала понять, что больше не намерена говорить, провалилась в дремоту.
1 декабря 1804 года
Вечер
Мы остановились в городском доме Волуаров. Здесь Жерар жил, пока работал в Париже. Неизменный стиль Директория правил в комнатах дома. Без отвлекающий деталей, и лишней роскоши.
Поселившись в смежной комнате, от спальни Волуара, долго не могла уснуть. Вертясь на простынях, старалась представить завтрашний день. Думала о детях, мысленно поцеловала каждого в щечку на ночь. Помолившись Высшим Силам заставила себя сомкнуть веки.
2 декабря 1804 года
— Ситроя, сидите ровно, своим ерзанием вы только задерживаете меня, — пробурчала Мира, завивая мои волосы.
Проснулась я рано, и сразу приступила к сборам. Мира, с моего позволения, командовала двумя горничными дома, приставленных Волуаром, как помощниц для меня. Пока девушки подготавливали одежду, моя горничная помогла ополоснуться и теперь делала на моей голове прическу: завитые пряди закалывала в пучок шпильками с бриллиантами.
А я тем временем повторяла имена приближенных лиц императора и их должностях. Выучила их еще дома и сейчас вспоминала каждое имя, проговаривала должность. Волуар пообещал подсказывать, в случаи необходимости, но нас окружать будут оборотни. С их слухом, только посмешищем стану. Этим я поделилась с Мирой. Одна из новых горничных, после услышанного, решила меня успокоить:
— Ситроя, вы не переживайте, при дворе запрещено будить своего зверя, и оборотни также глухи, как и люди. Простите, — покраснев извинилась, за такое сравнение.
Но меня смутило другое. Граф Монпелье не имел граней, и связь со зверем сильнее, как ему поступать в такой ситуации?
— Но мой муж, ваш хозяин, ему сложнее контролировать волка, чем грозит бодрствующий зверь?
— Ситрояну дадут опиум. Крохотную дозу. Она поможет приспать волка, — пояснила новенькая.
Опиум сейчас выписывали даже младенцам при прорезывании зубов, в его безопасности никто не сомневался. Выдохнув, успокоилась окончательно.
Одевшись, покрутилась у зеркала, любуясь переливающейся тканью бежевого платья: в греческом стиле, с зеленой тесемкой под грудью и приспущенными рукавами, оголявшие мои плечи. Балетки с кокетливыми золотыми бантиками, и я готова. Накинув свой платок уже шла к выходу, когда двери, ведущие в покои мужа отворились, впуская Волуара в парадной форме французской армии, гладко выбритым он казался моложе. В руках нос несколько шкатулок. Увидев меня, пораженно замер на мгновение. Осмотрев каждую делать моего лаконичного образа, прикрыл за собой двери, дав знак Мире выйти. Когда двери за горничной закрылись, широкими шагами сократил дистанцию, впился в мои приоткрытые губы. Я не сопротивлялась, мне даже польстило такое восхищение. Значит выгляжу достойно. Отстранившись, мужчина отвел меня ближе к зеркалу. Открыв первую шкатулку, взял красивое изумрудное колье инкрустированное бриллиантами. Не касаясь пальцами моей кожи, аккуратно одел колье. Прохлада украшения будоражила. Осторожно поправила центральный камень, чтобы тот лег на ложбинку. Любуясь собой, благодарно улыбнулась мужу, в отражение.
— Очень красиво, спасибо.
— Это еще не все, — Жерар, достал браслет в комплект к колье и одел на мою кисть. Поцеловав каждый пальчик, открыл последнюю шкатулку. На бархатной подушке лежала диадема. По поразительному совпадению украшена изумрудами и бриллиантами. Одев ее на мою голову отошел, придирчиво рассматривая мой образ в зеркале.
— А это не слишком? — указала на диадему. В моих золотистых волосах она сидела как родная.
— Нет, жена, эта диадема Лун клана Волуар. Так ты покажешь чья женщина, — объяснил, поцеловав шрам на ключице. От ласки, мурашки удовольствия забегали по телу. Увлекшись на ощущения, не заметила горечи в глазах Жерара, пока тот смотрел на шрам.
Уже по пути в собор всматривалась в украшенные улицы столицы. Люди, в праздничных одеждах, шли к дороге, по которой вскоре проедет праздничный кортеж императора. Мы не участвовали в процессии, а уже должны были ожидать императорскую чету в соборе с остальными представителями департаментов, офицерами и светскими дамами.
Готический собор встретил шумом знати и пением служителей. В священном месте мне пришлось снять полу-шубок, зябко поежившись, накинула свой платок. Так-то лучше.
Заняв места, мы поздоровались с окружающей нас знатью. Граф Лодев, с которым я познакомилась год назад на сборе департаментов округа Эро, галантно поцеловал мою ручку. Конечно с позволения Жерара.
Стараясь не сильно стучать зубами от холода, рассматривала окружающих: мужчины преимущественно в офицерских формах, женщины в нарядах так похожие на мой. Где негде выглядывали диадемы принадлежности к кланам. Значит среди знати есть жены оборотней. У людей не принято украшать голову женщины диадемой, если она не императорской крови.
Сквозняк из открытых дверей неприятно тянул по ногам. Из-за того, что я была с краю, было еще холоднее. Пиджак Волуара лег на плечи согревая. Благодарно кивнув мужу, сильнее укуталась. Сколько ждать процессию неизвестно, а горло прихватывать уже начало. Озабоченный моим состоянием Волуар, обеспокоено не сводил с меня глаз.
Когда пар из-за рта стал отчётливее, мы услышали шум с улицы. Уставшая от ожидания знать, оживилась и все обернулись к дверям. Хор запел "Творец". Первой в собой вошла мать Бонапарта и процессия, разместившись по своим местам освободили путь для Наполеона и Жозефины.
Пара выглядела величественно: в коронационных нарядах шли вглубь собора, мимо меня и всей остальной толпы. Наполеон нес жезл и скипетр, его голову венчал золотой обруч в виде лавровых ветвей. На голове Жозефины тиара украшена аметистами, на плечах императрицы лежала длинная мантия, подол которой несли сестры Бонапарта.
Когда на голову императора папа Пий седьмой хотел возложить корону, Бонапарт выхватил ее и под сдавленных вдох толпы сам себя короновал. На бледном лице императора читалась суровость, а глаза блестели.
Дальше наступила очередь Жозефины. Женщина преклонилась перед мужем и тот возложил на ее голову корону. Поднявшись с колен, императрица гордо шагала к трону, который возвышался на пьедестале. Проходя мимо меня, женщина вдруг покачнулась и начала заваливаться. Охнув, я только успела выставить руку, поддерживая удивленную женщину. Мазнув по мне взглядом, Жозефина кивнула, обернувшись к золовкам, рявкнула во всю мощь своего голоса.
— Криворукие курицы!
Девушки как одна зашипели что-то нечленораздельное ей в ответ, и все продолжили свой путь к трону. Как только все устаканилось, папа обнял императора и запел "Vivat Inperator in aeternum". По ее окончанию Бонапарт громко произнес присягу, в которой клялся управлять единственно в целях пользы, счастья и славы французского народа. Церемонию завершили герольды, возвестившие:
— Прославленный и августейший Наполеон, Император французов, коронован и возведен на престол, да здравствует Император!
Весь собор прогремел "Да здравствует Император!"