Все люди с оружием были для него сродни психам, но сам себя таковым он не считал. Пазлы почти что сложились в горячей голове Михаэля, лишь одного он не понимал – как же она проскочила мимо охраны Майлза?
Они подъезжали к больнице, к той, что была ближе всего. Полянский поблагодарил патрульных и тут же исчез. Это им так показалось. Сам же он стоял за крыльцом и выжидал.
Когда её перенесли на носилки, она на мгновенье очнулась и даже попыталась привстать, но её силком уложили.
– Нам нужно обследовать вас, – сказал один из врачей и укатил её в стеклянные двери.
«Ничего, я подожду», – сказал про себя Полянский, смотря вслед врачебным халатам.
Он подождёт ещё час или два и зайдёт только потом. Чем позже, тем лучше, тем меньше к нему подозрений.
Было почти двенадцать, когда Михаэль вошёл в приёмный покой. Он прождал больше, чем надо, он решил присмотреться, понять, не придёт ли за ней ещё кто-то. Но за всё это время в двери больницы, кроме двух врачей, так никто и не зашёл. Полянский поправил причёску, одёрнул пиджак и принял взволнованный вид.
– К вам привезли мою жену! – быстрым шагом прошёл он к регистратуре.
Медсестра посмотрела на него исподлобья.
– Фамилия? – приготовила она пальцы.
– Ромер, Мария Ромер.
Она вбила данные, посмотрела на монитор, стёрла, вбила ещё раз.
– Через «о», – подсказал ей Полянский. – Р-о-мер, – протянул он.
Медсестра посмотрела на Михаэля, потом в монитор, потом опять на него:
– Простите, но таких пациентов у нас нет.
– Может, проблемы с программой? – смотрел он на неё.
– С нашей программой всё хорошо. Никакой миссис Ромер нет.
– Как же так! – Он учащённо дышал. – Мне звонили из полиции, сказали, она попала в аварию, здесь, недалеко. – На глаза Полянского накатились слёзы. – Молодая девушка, кудрявые тёмные волосы…
– А, так это ваша жена? – Медсестра закивала: – Утром к нам привезли девушку после аварии. Без документов и водительских прав.
– Она всегда всё забывает дома, никогда не берёт с собой, – тараторил Полянский, – а я ей всегда говорю: «Мари, если что случится, мне ведь даже не сообщат!»
– У неё и телефона при себе не было, – продолжала медсестра.
– Наверное, оставила на работе, – качал головой Полянский.
– Мистер Робинсон, – крикнула она врачу, – пришёл муж пациентки с сотрясением мозга.
– Сотрясение? – схватился за сердце Полянский.
– Не волнуйтесь, совсем незначительное, – подошёл к нему доктор. – Если вашей жене и нужно у нас оставаться, то не больше пары дней. Вы можете к ней пройти, – указал он на дверь, ведущую в коридор. – Пожалуйста, в седьмую палату.
Полянский шёл по длинному коридору, обложенному белой плиткой, в которой отражался холодным светом блеск светодиодных ламп.
Они уже подходили к нужной палате, а Полянский всё не знал, как избавиться от врача.
– Разрешите нам побыть…
– Конечно-конечно.
– …наедине.
– Я зайду позже, – понимающе улыбнулся доктор.
Михаэль дождался, когда тот скроется за соседней дверью, и постучал. На стук никто не ответил, он постучал ещё раз, потом дёрнул упругую ручку и… приоткрыл. Дверь с размаху ударилась о стену, сквозняк хлынул в лицо.
Палата была пуста.
На кровати – больничная сорочка.
Окно распахнуто настежь.
7
Поезд
Тусклый свет дрожащего в чьих-то руках фонаря освещал искажённые ужасом лица.
В вагоне нас было семеро.
– Нужно сообщить начальнику поезда, – сказал мужской встревоженный голос.
В тишине помехи и треск блока экстренной связи, и так пару минут.
– Связи, по-видимому, тоже нет, – сказал Полянский.
– По-видимому, – протиснулся к мёртвому телу какой-то старик, – что значит «по-видимому»?
– А то, что это вполне ожидаемо, когда в вагоне заблокированы все двери и отключён свет, – ответил Михаэль.
Подозрительный шёпот сменился вздохами и паническими метаниями по коридору.
Мне казалось, мы с доктором остались единственными людьми, готовыми стерпеть всё, лишь бы добраться до места.
– Всё ещё надеетесь доехать? – посмотрел на меня Полянский, отмывая руки от крови.
– А вы уже нет?
– Я полагаю, всё понятно…
– Что в поезде преступник?
– И, быть может, не один. Держу пари, Берроу, что на следующей станции мы не остановимся. Вы ничего не заметили?
Я огляделся.
– Кроме трупа?