– Помню, – ответил я и показал на часы, – я помню, зачем мне в Нью-Дем.
– И старик тоже помнит, – сказал Полянский, всматриваясь в тёмный туман. – Он бежит от закона, у него хотят забрать ребёнка. Это хороший повод, для этого можно в Нью-Дем. Но зачем туда мне?
Я не знал, блефует ли доктор, но на психа он был не похож, как и на потерявшего память. С другой стороны, кем он был на самом деле, я тоже не знал.
– А кто вы, вы помните? – спросил я.
Полянский посмотрел на меня с горькой усмешкой, как смотрят на тех, от кого не ждали удара, будто я заставил его расплатиться за его же недавнюю откровенность.
– Помню, – сухо сказал он.
– Всё ещё доктор?
– И он тоже.
Странный он был, этот Полянский, не помнить того, что было два дня назад, даже стресс не мог так отшибить память. Я попытался вернуть себя в тот день, в день до моего отъезда. По правде сказать, у меня это не очень-то хорошо получалось, мысли путались, мотивы терялись. Я помнил, как выбежал из дома, как сел в машину и мчался по трассе, но не помнил, где спал и останавливался ли вообще.
Я вспомнил запах вечера и полыни, придорожной полыни, я остановился и пошёл вдоль дороги… А потом?
Ах да, по пути у меня сломалась машина, и меня подвёз какой-то мужик на высоком, как дом, траке, в кабине, пропахшей освежителем воздуха и китайской лапшой. Он ещё травил анекдоты, над которыми я не смеялся. Да, я хорошо это помню. Я думал лишь о том, как добраться до вокзала и как успеть взять билет на этот проклятый поезд. Успел. Меня преследовали из-за этих часов, я не вернул их тогда кому надо и теперь поплатился за это.
– Может, вы тоже от кого-то бежали? – посмотрел я на доктора.
– Тоже? – удивился он.
– Я имею в виду, как Хорхе, да и не только он. Этот поезд кишит беглецами. Здесь ведь каждый от кого-то бежит.
– Не знаю, – прислонился к дверям Полянский, – не знаю ничего, – тёр он виски.
На него было жалко смотреть. Да, он был чертовски жалок.
– Или за кем-то, – стоял я на своём. – Вы могли за кем-то бежать, например за Хосефой? Вы же сказали, что помните её.
– Но тогда и она должна меня помнить. – Он вдруг осёкся и замолчал.
Мы оба молчали и смотрели наверх. Лампа над нами зашипела невнятным треском, треск нарастал с каждой секундой, а после исчез совсем, пропустив первые искры и осветив всё вокруг. Мы прильнули к дверям – там, в вагоне, мигал и потрескивал свет. Пассажиры растерянно шли на него, покидая места, выходя из своих купе, мы тоже вышли из тамбура.
– Свет дали, – сказал Лембек.
Непонятный страх очернил и без того напуганные лица. Я опять почувствовал боль в животе.
– Что это значит? – подошёл к нам новенький парень. Из носа его уже не текло. Кровь застывшей кляксой размазалась по щеке.
– Так, значит, всё починили? – переспросил он. – Это был просто сбой?
– А дверь? – подошёл к нам старик Хорхе. – Дверь в другой вагон проверяли?
Нас было семеро. И все мы столпились у открытой двери, застланной чёрной шторой, её то поднимало ветром, то опускало опять.
Старик передал девочку вдове.
– Идите в своё купе, – сказал он, – там и закройтесь.
– Я буду их охранять, – попятился Лембек, поправляя перекошенные набок очки, – мало ли кто сюда проберётся, к тому же там и девушке плохо.
– Ладно, – буркнул старик, – но если с ребёнком что-то случится, я тебя придушу.
Я прошёл первый, следом за мной Полянский.
За плотной шторой – небольшое помещение со столом и кроватью, похожее на комнату проводника. Помещение было шириной в три шага и заканчивалось такой же дверью. Я только успел потянуться к ручке двери, как понял, что наступил на что-то.
– Проклятье! – услышал я за спиной.
Под ногами была лужа крови. На меня наткнулся Полянский и тут же отпрянул назад.
– Что там? – спросил старик и скорчил гримасу. – Вот чёрт, это, наверное, пропавший мистер Хилл.
Кровь сочилась из металлической дверцы, спрятанной в стене.
– Это ящики для хранения, – сказал новенький парень. – В каждом вагоне такие есть.
В кладовой проводника, скрюченный пополам, лежал какой-то парень.
Полянский прощупал пульс и сам от того же смутился.
– Рефлекс, – сказал он, – трупу около суток.
Висок мужчины был пробит, руки испачканы кровью.
– Это не наш, – пробормотал старик, всматриваясь в лицо покойника, – тот был постарше и поплотней.
– И лысый, – добавил Полянский.
– Значит, этот из другого вагона, – понял я.
– Значит, в другом вагоне тоже полно мертвецов? – переспросил новенький парень.
– Не узнаешь, пока не увидишь, – потеснил его Хорхе. – У меня нет желания здесь сидеть, я убью любую мразь, которая попадётся мне на пути. – Он положил руку на пояс к рукоятке своего пистолета.