Я опять вспомнил Лиан, мне показалось, я видел её лицо там, в этой ветвистой мгле дальнего леса, в этих спутанных в объятьях ветвях, что рисовали её черты. Мне нравилось, как она пахла, как касалась меня своей кожей, сейчас же она пахла кровью, а касалась мёртво-бледной рукой.
Я открыл глаза – лес уже не пугал её очертанием, а лишь притягивал своей темнотой, неизвестностью, бесконечно дальним. Что-то блеснуло недалеко, там, у самой дороги. Мне показалось, я видел фары, которые тут же исчезли.
Душ за стеной лил уже двадцать минут – она там надолго засела.
Я сел на кровать и включил телевизор. Из всех неработающих каналов ловились только музыкальный и новостной.
На просмотре политических сводок я чуть не заснул. Одна партия критиковала другую, депутат что-то кричал в микрофон, пока ему его не отключили, потом рассказали о забастовках, после опять о налогах, дальше сказали, что надо терпеть, так как плохо сейчас почти всем, даже самым богатым. Это не могло не утешить.
Наконец, знакомая отбивка перед криминальной сводкой.
– С вами криминальные новости, – заговорил дикторский голос. – Перестрелкой закончилась погоня за угонщиком инкассаторской машины. Двое мужчин порезали друг друга в пылу семейной ссоры. В спальном районе города найдено мёртвое тело девушки. 26 лет, предположительно она скончалась…
Я встал с кровати.
Они показывали мою квартиру.
– Сейчас на месте работают эксперты.
Они показывали Лиан.
– По показаниям свидетелей…
– Каких ещё свидетелей? – закричал я, посмотрел на дверь ванной и сделал потише, припав ухом к экрану.
– Квартира была открыта, – продолжал репортёр. – Как утверждает соседка семейной пары, молодой человек, проживавший с девушкой, выбежал из дома около полудня и, сев в машину, скрылся с места преступления.
Меня пробил леденящий пот.
– Скажите, убийцей мог быть сожитель убитой? – спрашивал корреспондент у кого-то.
В экране появилось смуглое лицо полицейского офицера.
– Да, это основная версия – убийство на почве ревности, – пробубнил тот.
– Какие меры предприняты?
– Мы разослали ориентировки на машину подозреваемого, по свидетельским показаниям, она была без номеров, но марка и цвет нам известны…
Больше я не слышал ничего. Меня будто оглушило, а весь страх, что так долго дремал, навалился снежной лавиной.
– К следующим новостям, – донеслось с экрана, когда я чуть пришёл в себя. – На бирже прогнозируется…
Я выключил телевизор.
Надо было исчезнуть.
Не сейчас, только утром, сейчас никуда не убежишь. Уедем с восходом солнца с кем-нибудь из водителей фур. Сейчас, в этой темени, их машину никто не найдёт. Может, и хорошо, что сломалась.
Из ванны вышла Хосефа с повязанным на груди полотенцем. Я сидел на кровати и смотрел в тёмный экран.
Руки её тряслись, вся она тоже дрожала.
– Здесь нет горячей воды, – сказала она.
– Как же вы мылись? – спросил я как можно спокойней.
Я пытался держаться спокойно, мне хотелось забыть обо всём, что только что лилось с экрана. У меня был отличный план, нужно только добраться до места, а там будет всё по-другому. Этот город умел прощать всех, даже грешников с их грехами. Как же хотелось в Нью-Дем.
– Это неважно. – Она улыбнулась какой-то странной улыбкой, так улыбаются на похоронах те, кому хуже всех.
– Я могу спать на полу, – сказал я.
Она открыла шатающийся шкаф, он скрипел неровными дверцами, и достала второе одеяло.
– Это не обязательно. Будем спать под разными, – сказала она и кинула его на кровать.
Я согласился.
– Вы можете мне пообещать? – вдруг спросила она, лёжа ко мне спиной.
– Что?
– Что не бросите меня до Отаго.
– Мы поедем утром на одном из тех траков.
Она только вздохнула. И я ничего не сказал. Странная штука жизнь – когда тебе нужно спасать себя, ты обязательно встретишь того, о ком нужно заботиться больше.
Я проснулся уже под утро. Чья-то рука закрывала мне рот. Пистолет давил на висок.
– Слушай меня, – шептал кто-то, – ты сейчас тихо встанешь и выйдешь за дверь. Ты понял?
Я размежил глаза. Из окон бил утренний свет, наверху, как и снизу, уже шумели соседи, с улицы был слышен рёв заведённых машин. Хосефа спала неподвижно. Дуло проклятого пистолета всё ещё давило мне на висок. Человек был в тени, но я видел его лицо и причёску, вылизанную донельзя. От него пахло недешёвым одеколоном, да и на бандита он не был похож.