Л. положил Луви на грудь живую тушку. Одно толстое, лоснящееся щупальце вставил ей в рот, как трензель. Она вцепилась зубами, ощущая привкус чего-то гнилостного, отвратительного. Фаллос, не слишком умело имитирующий еще одно щупальце, оказался внутри Луви, совсем, как в её фантазии. Со специального подвеса, не мелькавшего в кадре, на неё капала вода. Словно Луви была русалкой, а Л. моряком; выловив в море свою волнующую жертву, он притащил её в подвал и бросил на холодный бетонный пол, куда текла вода из прохудившихся труб.
Луви, со всем своим опытом и хладнокровием, чувствовала, как с головой погружается в процесс. Никакой периферии! Никаких мыслей о Лу и планов на выходные. Ей было то больно, то странно, то неудобно, а то и даже приятно, но все это – внутри. Внутри ритуального кольца, где творится что-то невообразимое и такое пугающе прекрасное. Она привыкла смотреть на себя как бы со стороны, откуда-то сверху…
Ровно так же она смотрит на кончик иглы, когда садится раз в год за вышивку. Игла сверкает; кончик острый, точно бритва. Но он где-то там внизу, очень-очень далеко от Луви и неспешно текущей реки её мыслей. На бетонном полу с Л. и осьминогами Луви была точно на острие. Игла проникала в её тело вместе с силиконовыми игрушками, а когда она брала в руки член Л., ей казалось, что и внутри него тоже – игла.
Л. поцеловал мокрую шею Луви и осторожно убрал со лба спутанные волосы.
– Ты как?
Луви сглотнула. Вкус осьминога и солоноватой спермы Л. затопил каждый вкусовой сосочек языка. Ей захотелось выпить целый кувшин холодного молока и поместить все свои ощущения в глубокую заморозку.
Л. улыбнулся:
– Пошли переодеваться.
Луви очнулась и почувствовала, как сильно ноет затекшая спина. Вспомнила, как терпеливо разминает плечи Лу, стоит его только об этом попросить. А вспомнив, почувствовала еще кое-что, абсолютно недопустимое на площадке – стыд. За свои переживания, фантазии, удовольствие, боль, увлеченность и погруженность в происходящее.
И все, что пришло ей в голову: «I’m just a bone».
Лу, в субботу днем и дальше
Когда Зеленая, набитая под завязку поролоновой губкой, ушла – Лу решился на мелкое бунтарство. Стер кровь с кресла, выкинул использованные материалы и покинул кабинет. Он шел по коридору, прислушиваясь к своим шагам. Вряд ли строгая ассистентка вернется, чтобы проверить, выполняет ли Лу указания. Но все же, но все же…
Ему казалось, что поодаль крадется паук. Готовый вытрепать Лу все нервы, если потребуется. Но здесь, в коридоре, хотя бы не было ощущения сжимающегося пространства, наполненного мельтешащими меховыми и голыми лапками.
Лу добрел до одного из павильонов. Там как раз убирали реквизит: опустошали небольшой надувной бассейн, намывали бетонный пол, складывали в большой черный мешок осьминогов и части их разорванных тел. Кроме пары уборщиков в спецкостюмах, в помещении никого не было. Где-то в отдалении слышался гул голосов – кто-то засмеялся, а кто-то кого-то передразнил, после чего опять смех и жужжание неразборчивой речи. Звуки доносились из коридора, где в нескольких небольших комнатах организовали гримерные.
Наконец шум рассеялся, а Лу услышал стрекот телефона:
«Я домой, готовить ужин. На сегодня свободна. А ты?».
Где-то хлопнула дверь.
«А я остаюсь голодным. Начинай без меня».
«:)».
Осматривая следующую девушку, Лу думал о том, как Луви приводит себя в порядок. Снимает верхнюю одежду, оставляет на полу в коридоре, идет в душ…
У Белой – худенькой девушки с белоснежными волосами – немного кровила задняя стенка влагалища. Кажется, слизистая повреждена не то случайным, не то намеренным порезом. Лу не стал уточнять.
Белая лежала совершенно спокойно; казалось, даже не дышала. И не пыталась поддержать вежливую беседу. Лу старался придумать какую-нибудь убедительную причину, которая могла бы стать в жизни Белой триггером. Для такой работы, для такой жизни. Любой психоаналитик тут же хлопнул бы удовлетворенно в ладоши – перенос! Вообще-то Лу хотел узнать причину Луви. Не ту, что звучала в её собственном пояснении, а некую настоящую-скрытую-постыдную. Лу так или иначе – местами сознательно, местами нет – верил, что эта причина существует. Она надежно спрятана от его глаз под гримом, коробкой с презервативами, графиком съемок и даже обожаемой Луви выпечкой. В каждый свой яблочный пирог, шоколадный кекс, ванильный крендель и лимонный торт Луви прятала по намеку, а Лу искал их и гадал, на что же они намекают. Семейное насилие? Не-внимание мальчиков в школе? Нимфомания? Жажда славы?
Гладко выбритая Белая ушла, не попрощавшись.
Навскидку, Лу сказал бы, что жажда славы – это как раз про неё.