Мне следовало бы стыдиться и корить себя, но я не могу. Я вижу, как солнечный свет отражается в зеркальных витринах. Как ранние пташки спешат в торговые центры, салоны красоты или на детские развлекательные площадки. Кто-то весело смеется, кто-то сосредоточен или даже суров. Упоительная красота ускользающего момента, в самом сердце которого – абсолютное счастье. Как поцелуй Лу, как шарик мороженого на языке.
Через сорок минут я была готова. На этот раз макияж мне делала визажистка с большой любовью к черному цвету – глаза подростка-гота с густо накрашенными ресницами, сумасшедшими стрелками и тройным слоем угольно-серых теней. И сливовая помада, щедро залакированная прозрачным блеском. Почти концептуальное искусство, где чернота и блеск перекликаются с гладким лоснящимся угрем, а цвет помады напоминает запекшуюся кровь на бледно-розовой коже половых губ после жесткого изнасилования.
На мне бугристый купальник. Некое подобие вязанного неглиже. Его связал, сплел или просто выплюнул большой уродливый паук с кривыми лапами, забракованный в своем паучьем сообществе. Купальник выпирал везде, где соприкасался с кожей. Казалось, что на моей груди несколько огромных сосков, беспорядочно раскиданных тут и там. На треугольнике лобка – гипертрофированно увеличенные угри, больше подходящие лбу подростка.
Л. старательно сдерживал смех, щуря густо подведенные глаза. Этакая не слишком популярная рок-звезда, наглухо застрявшая в девяностых.
Снова бассейн. К счастью, вся живность исключительно из силикона и ПВХ. Не считая растерзанных, разорванных, вывернутых наизнанку тел морских угрей, разбросанных вокруг в беспорядке. Кто смотрит все это? Лягушек, хлюпающих в вагинальном секрете и осьминогов, истекающих соком на липкой женской груди? Это развлечение для одиночек, которые не могут найти свое место в круговороте секса или для тех, кто сексом пресыщен? Это верность себе или тенденциям порноиндустрии?
Дамы и господа, в этом сезоне лидируют сношения с морскими угрями и межрасовые гэнг-бэнги, которые пришли на смену публичным анальным радостям! Делаем ставки, куда переместится фокус в следующем сезоне.
Но в следующем сезоне меня уже не будет…
Я – это тишина партера, тогда как все самое интересное происходит за сценой. Я уже не здесь.
Вода была густой и теплой, словно масло. Покачивая бедрами, я представляла, будто плыву одинокой лодкой в бескрайнем море. Как вокруг меня начинают кружить фантастические чудовища с длинными гибкими хвостами и горячими заостренными головами. Раскачивая корму, в самое сердце лодки пытаются проникнуть бурые и черные змеи морского бестиария – в узкие щели, в тугие отверстия. Весла, как крылья, судорожно цепляются за воду.
Под толщей воды каждый звук, как удар колокола. Каждое движение, как сдвиг тектонических плит. Весь мир отходит на второй план, пока лодка бьется в невидимых сетях от боли, что причиняет ей острый гарпун. Обнаженная и беззащитная, в лохмотьях бугристого вязаного купальника. Уже не лодка – русалка. Ей бы сожрать моряка, разорвать угрей и уплыть на самое дно, где во тьме и тиши можно открыть глаза и вспомнить о Лу, но тогда не будет больше колоколов, гулко вибрирующих в каждой клеточке её тела.
Эта узость, она не дает змеям покоя. Резкий толчок! Такой резкий, что лодка переворачивается и погружается еще ниже, наглотавшись горьковатой воды.
– Тебе нужно подышать, – шепчет Л., подхватив меня на руки. Он во мне, он на мне, одна его рука обхватила шею, вторая гладит спину.
Лодка вот-вот разлетится щепками. Она мокрая и скользкая. Уже не такая тугая, как раньше – раскрылась. С берегов на неё смотрят удивленные глаза, пока крепкая рука моряка с плетеными браслетами и деревянными кольцами ловит новых и новых угрей.
– Угадай, сколько еще? – шепчет рука.
А Л. заботливо спрашивает, пряча лицо от камеры:
– Тебе не больно?
Я стою на коленях, окунув руки, грудь и живот в бассейн. Два обильно смазанных лубрикантом резиновых угря проникают все глубже и глубже. Один из них делит пространство с угрем Л., таким теплым и живым. Ноги затекли, и дышать труднее обычного. Низ живота то и дело сводит судорогой, но боль угасает, стоит только вспомнить, что я – это просто одинокая лодка, дрейфующая в бескрайнем море.