Наконец, она выбрала зеленый. Бледный и выцветший, но все еще очень красивый винтажный лиф.
– Ну-ка, помоги мне, – она свела руки за спиной, придерживая крючки, которых на ткани было множество, словно на старинном корсете. Я помогла ей застегнуть проржавевшие застежки, и её лицо переключилось с потаенного внутреннего мира на мой внешний. Мгновенно, словно вместе с крючками я щелкнула кнопку смены рабочей вкладки.
– Тебе подойдут вещички попроще. Я сейчас.
На ходу натягивая на плечи лямки платья, она снова скрылась в глубине магазинчика, бормоча что-то себе под нос. Я осталась наедине со своим отражением, которое осторожно выглядывало из-за рамы, не решаясь показаться полностью.
Что такое разобщенность? Раньше я никогда не думала ни о чем подобном. Но, когда смотришь в зеркало и видишь совершенно незнакомого тебе человека, волей-неволей затрагиваешь внутри себя нечто такое, о существовании чего ты не подозревал. Я была разобщена. Наверное, то же самое чувствует ребенок, когда впервые начинает осознанно разглядывать свое отражение. До этого момента ему было ни к чему задумываться о внешности. Достаточно того, что она не мешала шалить, спать, орудовать ложкой и надрывно рыдать. Но, стоит лишь раз взглянуть на себя как бы со стороны, как превращаешься в заложника набора характеристик: глаза, волосы, кожа, вес, красота или уродство. Ты был душой, а становишься телом. И с тех пор постоянно стремишься искать в себе изменения и облегченно вздыхаешь, убедившись, что все на своих местах. Ты – это ты, и никто другой.
Я – большой ребенок – взглянула на себя. Увидела свою кожу – суховатую, желтую. И свой прямой нос, под которым наметились бледные губы. Нижняя была широкой и полной, а верхняя маленькой и капризной. Вместе они смотрелись на редкость непривлекательно, как будто две половинки от различного целого собрали по ошибке в одном месте. Волосы серые, до плеч. Глаза зеленые, даже красивые, но с тонкими куцыми ресницами. И светлые брови, сливающиеся с кожей. Вот и все, что я увидела. Никаких откровений.
– Нравится? – спросила девушка. Она стояла в стороне с грудой вещей и наблюдала за нами – за мной и моим отражением.
– Что?
– Нравится, говорю? – переспросила она и кивнула в сторону крошечной примерочной за шторой – Давай, меряй, я тут всего понемногу взяла. Разберешься сама.
Я спряталась в каморке с кособоким стулом и начала разбирать на составные части ворох одежды. Первыми под руку попались потертые джинсы. К ним можно добавить какую-нибудь футболку – вполне сойдет.
Зеркало отражало то же самое, что я видела в нем несколько минут назад, но… Мне почему-то показалось – часть моего лица изменилась. Не существенно, конечно, нет. Просто немного сместился нос, а лоб будто поднялся на сантиметр или вроде того. Я подумала, что так бывает, когда не помнишь толком, как выглядишь обычно.
Девушка сказала:
– Померяй что-нибудь еще, посимпатичнее.
Я попробовала другие джинсы и джемпер до колена. Она одобрительно кивнула и сняла с моего плеча пылинку, откинув в сторону рыжую косу. Тугую веревку волос, которые, меньше пяти минут назад, были серой паклей, не достающей даже до лопаток.
– Что-то не так? – спросила девушка, заглядывая в зеркало.
– Какого цвета у меня волосы? – как странно спрашивать такое, глядя в эту минуту на саму себя!
Но она не удивилась вопросу.
– Сейчас – рыжие. А в чем дело? Опять не нравится?
Она зашла в кабинку и вынесла мне джинсовый жакет с вышивкой на спине.
– Накинь сверху.
Когда я вновь повернулась и заглянула в зеркало, от носа к вискам уже разбегались апельсиновые веснушки, сбивающиеся в группы по три-четыре пятнышка. Кожа налилась цветом спелой оливы, заблестела, словно смазанная растительным маслом.
– Ты замечательно выглядишь, – сказала девушка, прижавшись ко мне и тут же отскочив в сторону – возьми этот комплект, хорошо?
Я хотела рассмеяться, но не смогла. Смех обязательно исправил бы ситуацию, сделал её абсурдной или хотя бы комичной. Но как смеяться, когда хочется кричать? Когда страшно и желанно одновременно? Я оттолкнула девушку и влетела в кабинку, где начала мерить подряд все, что лежало на стуле. Она равнодушно отвернулась и отошла к окну. Думаю, ей действительно было все равно. Или она просто не видела ничего странного в том, что мое лицо живет отдельной жизнью.
Я перемерила: красное пальто и узкие карие глаза; белые брюки и черное гладкое каре; вязаную кофту и смуглые щеки; спортивный костюм и курносый нос.
– Не надоело? – устало спросила девушка, не отрывая взгляда от улицы за окном.
– Как ты это делаешь?