— Ну, здравствуйте-с! — сказал было он опять ласково и поцеловал у жены руку, но Евпраксия и тут ему ничего не сказала.
— Не зная, как себя держать, Бакланов заговорил с шурином.
— И вы, Валерьян, приехали, — это прекрасно!
— Приехал, — отвечал Валерьян.
В голосе его Бакланову тоже послышались как бы насмешка и неудовольствие.
Евпраксия, видимо утомленная дорогой, села. Бакланов осмелился взглянуть на нее повнимательнее и хоть бы малейшее заметил в чертах лица ее снисхождение к себе.
— Что ж, ты здоров? — проговорила наконец она.
— Здоров! — отвечал Бакланов какою-то фистулой.
— Как же ты писал, что болен?
— Выздоровел.
В это время в номер вошел лакей.
— Ваши гости спрашивают, возвратитесь вы к ним или нет? — сказал он Бакланову.
— Убирались бы к чорту! — отвечал тот.
Лакей с улыбкой вышел.
Сабакеев обратился к сестре.
— Ну, так я пойду, — сказал он.
— Ступай! — отвечала ему та с ласковой улыбкой.
— Куда это, мой милейший? — спросил его Бакланов.
— Нужно! — отвечал Сабакеев и ушел.
Оставшись с женою вдвоем, Бакланов решительно не находился, что ему делать.
— Куда это брат пошел? — поспешил он о чем-нибудь заговорить.
— К невесте своей, — отвечала односложно Евпраксия.
— Вот как!.. Кто же она такая?
— Елена, дочь madame Базелейн.
— Ах, Боже мой! — воскликнул Бакланов, как бы и с живым участием: — девочкой еще маленькою помню!.. Как же она в Париж попала?
— Приехала с матерью, с вод.
— Что ж, милая особа?
На этот вопрос Евпраксия ничего не ответила.
В коридоре между тем раздался русский говор.
— Резню хорошую устроить, так… — говорил Басардин.
— Д-да! — подтвердил Галкин.
Евпраксия посмотрела на мужа.
— Это у тебя, верно, были? — спросила она.
— У меня!
— Кто такие?
— Так, шуты одни гороховые! — отвечал Бакланов.
Он разрывался в душе от стыда: лучше бы Евпраксия сердилась, укоряла, бранила его, чем устремляла на него этот холодный и презрительный взгляд.
13
Еще новая героиня
Прошел день, два. Положение Бакланова продолжало оставаться очень неловким: Евпраксия ездила с ним по Парижу, все осматривала, всем очень интересовалась, но о прошедшем его поступке хоть бы слово. Бакланов однако очень хорошо видел, что это было не прощение, а скорее равнодушие и невнимание к тому, что он делал и даже впредь намерен был делать.
Он решился наконец сам заговорить:
— Я, конечно, виновать против тебя; но что делать. Первая любовь!
— Первая любовь… к содержанке! — повторила насмешливо Евпраксия.
— Какая же содержанка! — сказал Бакланов.
Ему показалось уж обидно, что Евпраксия таким образом третировала Софи. Ему хотелось, чтоб она в этом случае видела некоторое торжество и победу с его стороны.
— Ты сама тоже неправа: хоть бы слово мне написала и намекнула, что тебе это неприятно… Я и думал: что ж?.. Значит, для нее все равно.
Евпраксия с насмешкой пожала плечами.
— Я никак не предполагала в человеке столько низости душевной: бужать с одною женщиной и в то же время жене писать нежные и страстные письма, — проговорила она.
— Это не низость душевная, — сказал, покраснев Бакланов.
— Что же это такое? — спросила Евпраксия.
В тот же день, когда супруги возвращались часу в четвертом с прогулки из Булонского лесу, превосходный воздух, чистое голубое небо, прелестный Париж так разнежили Бакланова, что он непременно решился помириться с женой. Все время по приезде ее в Париж она ужасно казалась ему хороша собой. Войдя в номер и видя, что Евпраксия уселась в кресла, с своим, по обыкновению, спокойным лицом, он подошел к ней и стал перед ней на колени.
— Прости меня! — проговорил он, склоняя голову на ее колени и ловя ее руки.
Евпраксия отодвинулась от него.
— Не унижайте себя, по крайней мере, этим! — сказала она.
— Но ты еще любишь меня, Евпраксия! — умолял ее Бакланов: ты приехала по первому моему зову!
— Я приехала к отцу моих детей, но не к мужу! — проговорила строго Евпраксия.
Бакланов сейчас же встал, гордо тряхнул своими красивыми и начинавшими уже седеть кудрями, прошелся несколько раз по комнате, потом опустился в небрежную позу на первый попавшийся стул и проговорил:
— Стальная, бездушная вы женщина!.. Вы даже не стоите минуты раскаяния, которой я предался теперь.
Евпраксия хоть бы бровью повела и только кинула взгляд на домашнюю чудотворную икону, привезенную ею даже в Париж.
— Во всю жизнь, — продолжал Бакланов: — хоть бы одному чувству, одному порыву вы ответили, и после этого требовать, чтобы муж оставался вам верен!
— Прекратите, пожалуйста, ваши рассуждения; кто-то идет сюда, — перебила его Евпраксия.
Двери в самом деле отворились, и вошел Сабакеев с сияющим лицом, а за ним шла молодая девушка в черном, наглухо застегнутом платье, с обстриженными волосами и в шляпке a la mousquetaire.
— Bonjour! — сказала она, как-то резко пожимая руку у Евпраксии.
— Муж мой! — сказала та, указывая ей на Бакланова.
— Bonjour! — сказала и ему девушка, так же смело протягивая руку.
Героя моего, привыкшего к порядочному кругу, такие манеры в девушке странно поразили и даже показались ему несколько натянутыми и неестественными.
— А я недавно слышала, — начал она, садясь на диван: — что monsieur Бакланов спорил с одними молодыми людьми и был в этом случае совершенно неправ.
— Я спорил? С кем же это? — сказал Бакланов не без удивления.
— С Галкиным.
— А вы его знаете? — спросил он уже насмешливо.
— Он друг мой! — отвечала девушка.
— Друг ваш! — повторил Бакланов, склоняя голову.
Сабакеев во все это время не спускала пылающих глаз с своей невесты.
— Евпраксия! — обратилась она к Баклановой. — Мы с Валерьяном предположили заехать за вами и взять вас с мужем — ехать обедать к Дойену в Елисейские поля. Там есть русские щи; я их только и могу есть.
— Пожалуй! — отвечала Евпраксия и при этом не взглянула на мужа, как бы не желая и знать, хочет ли он ехать или нет.
Бакланов однако счел за лучшее ехать, и через несколько минут Сабакеев поехал с невестой в одной коляске, а он с женой в другой.
Бакланова заинтересовала невеста шурина.
— Что это за странная госпожа? — спросил он Евпраксию опять уже ласковым голосом.
— Ты знаешь ее мать!.. Что ж могло выйти от подобного воспитания? — отвечала та своим обыкновенным тоном, как бы ничего между ними не произошло.
— Но зачем же у нее рукава и воротнички грязные?
Что-то в роде усмешки показалось на лице Евпраксии.
— Собой-то нехороша, ну и хочет показать, что всем этим пренебрегает и занимается наукой и политикой.
— Чем ей заниматься? Она глупа, должно быть.
— Напротив, преумненькая и очень добрая девушка.
Бакланов пожал плечами.
— По крайней мере вся изломана, изломана в самом дурном тоне, — проговорил он.
14
Миросозерцание новой героини
Наступили сумерки. Елисейские поля осветились газом.
Евпраксия ушла с Валерьяном в cafe chantant.
Бакланов и Елена ходили по довольно темной аллее и спорили.
— Я не понимаю, как можно Галкина иметь своим другом, говорил Бакланов.
— Да, он не умен, не даровит, это так! — возразила с ударением Елена: — но он человек с характером.
— С характером? — повторил насмешливо Бакланов.
— Да и да, — утверждала Елена. — У нас, например, продолжала она, прищуривая глазки: — есть одно общее дело, и он в нем действует превосходно, смело, не отступая, а Валерьян — нет!
— Валерьян умный человек, образованный!.. — произнес Бакланов, разводя руками: — а это чорт знает что такое!
— Нам Бог с ними, с этими умниками!.. — воскликнула весьма настойчиво и в то же время ужасно мило Елена: — нам нужны люди с характером, с темпераментом, люди твердых убеждений, а не разваренные макароны!..