— Спасибо. — Ди поблагодарила его сквозь слезы, еще раз всхлипнула и принялась тереть салфеткой глаза. Робко взглянув на него, она улыбнулась и сказала: — Прости. Обычно я не раскисаю. Просто… — она поежилась, — теперь мне незачем жить.
Линдон скептически воззрился на нее. Если верить тому, что подсказывает ему сердце, Ди сейчас и впрямь несладко. Да только не прикидывается ли она в очередной раз?
— Ну так уж и незачем? — спросил он недоверчиво.
Она опустила голову. Линдон сел на кровать рядом с ней. Ну и вид у нее! Щеки порозовели, нос покраснел, ресницы от слез увяли, губы дрожат. Она заметила, что он ее разглядывает, прижалась к нему, чего он уж никак не ожидал, и, закрыв лицо руками, снова зарыдала.
Линдон тяжело вздохнул. Ну вот. Опять он действует наперекор своим принципам. Она, видите ли, всхлипывает в его объятиях, а он и рад ее утешить. Тюфяк!
Но в Ди было что-то такое, от чего его сердце болезненно сжималось. Ну не может он смотреть спокойно, как из ее глаз катятся слезы! В ее поведении есть что-то по-настоящему трагическое, что-то такое, что заставляет поверить ее словам. Или, по крайней мере, выслушать, что она скажет в свое оправдание.
Он похлопал ее по плечу. Тьфу, что за дурацкая ковбойская привычка! Впрочем, плечо на ощупь было очень приятным. Мягкое, теплое и нежное. Чертовски нежное.
Линдон отдернул руку.
— Что там у тебя стряслось? — строго спросил он. — С чего вдруг ты раздумала жить?
Ди выпрямилась. Она вытерла слезы и ответила уже не таким дрожащим голосом:
— А зачем жить, если с моим ранчо покончено?
— У тебя есть ранчо?
— Есть. Правда, не такое огромное. К югу отсюда. Это компания моего отца. Он был скотоводом. А теперь животных не осталось… — Она снова всхлипнула.
— Куда же они все подевались?
— Пришлось продать. Почти всех, без остатка. Только лошади и остались. Мне нужны деньги. Иначе я потеряю землю, ранчо, все на свете.
— Но почему?
Ди тяжело вздохнула. Она начала успокаиваться.
— Мой отец был ветеринаром. И отличным скотоводом-селекционером. Что называется, от Бога. Только деловой жилки у него не было. Но пока была жива моя мать, все шло нормально. Она сама следила за финансами. Но, когда она умерла, отец совсем потерял связь с реальностью, от горя, что ли. Постепенно наша компания начала терять деньги.
Линдон кивнул, давая понять, что слушает.
— Все это время я училась и даже не подозревала, что происходит. Лишь на смертном одре отец признался мне, что мы на грани банкротства. И заставил пообещать, что я сделаю все возможное и невозможное, чтобы не продавать ранчо, сохранить землю. Я поклялась ему. И во что бы то ни стало исполню клятву.
Линдон взглянул ей в глаза, снова мокрые от слез.
— Чего я только не перепробовала! Пыталась сдавать землю в субаренду, продала быков-производителей, на выведение которых отец потратил полжизни, пустила с молотка машины, кое-какие безделушки, даже свои волосы. — Она похлопала себя по голове. — Но и этого оказалось недостаточно, чтобы расплатиться с долгами. Я решилась продать лошадей, а среди них встречаются отличные экземпляры. Вместе с конюшнями. Но, судя по тому, что сказал в разговоре с тобой Джо, эта затея тоже провалилась.
— А кто… — Линдон откашлялся, — кто этот Джо?
— Сосед. Мы с ним большие друзья. Он единственный родной мне человек, единственный, кому небезразлична моя судьба. Джо советовал мне, где взять деньги. С ним мы обсуждали, устроюсь я к вам на работу или нет. Он уверил меня, что стоит попытаться. Сказал: не волнуйся, все у тебя получится. — Ди выпрямилась и посмотрела на Линдона с затаенной гордостью. — И я знаю, что это так. Что у меня и вправду все получится.
— Получится, — язвительно ответил Линдон. — Ты получишь уведомление о том, что уволена.
Жалко, конечно, добивать ее, но другого выхода нет. Он дал себе слово, что ни за что не потерпит женщину, которая ему лжет. И должен сдержать его. Ради самого себя.
— Но почему? — Ее глаза сверкнули. — Из-за того, что я женщина?
— Не поэтому. Потому, что солгала.
— Но вы сами меня вынудили. Я же пыталась устроиться сюда… обычным способом. Но вы отказали.
Тут ничего не попишешь: что правда, то правда, подумал Линдон.
— Какие у тебя основания увольнять меня? Только то, что я женщина?