Восторженные вопли — и вот они бросают заостренные стрелы в мишень. У Ди уже все плыло в глазах, но раза два ей даже удалось не промахнуться мимо мишени.
Впрочем, все это были цветочки. Главное ждало ее впереди. Ближе к полуночи кто-то из ковбоев наконец произнес фразу, которой только все и ждали: настало время облагодетельствовать вниманием противоположный пол. Еще немного — и Ди пришел бы конец: ведь отказаться она не могла, в конце концов вечеринка была устроена в ее честь. Но тут Линдон решил вмешаться.
— Нет, ребята, сегодня я пас, — сказал он. — Отложим до следующего раза. Завтра не суббота, рано вставать, а нам с Диком еще предстоит объезжать ранчо. Так что мы заканчиваем с пирушкой.
Ди запрыгала бы от радости, но глаза у нее слипались, и она лишь благодарно взглянула на Линдона.
А тот сам недоумевал: с чего это ему вдруг стало жалко эту проказницу? Сама заварила кашу, сама и расхлебывай! Разве не справедливо?
Но он знал: если уедет, а ее оставит здесь, все равно не сможет заснуть. Черт ее знает, что с ней еще может произойти. От нее всего можно ожидать.
Вот почему, когда стрелки часов в баре показали половину первого, они с Диком распрощались с окружающими, для которых вечер только начался, и отправились к себе.
— Раз уж мы живем вместе, я тебя подвезу, — сказал Линдон.
Ди только кивнула. Ворочать языком она уже была не в состоянии.
Через десять минут Линдон и Ди уже подъезжали к дому. Машин на шоссе в это время суток было раз-два и обчелся, и катить на быстроходном армейском автомобиле — подарок Харли Скоувила — было одно удовольствие. Время от времени он бросал на Ди испытующий взгляд. Если бы не дорога, он мог бы вообще не отрывать от нее глаз: чем дальше, тем больше она его интересовала. Учитывая, что пива она выпила явно больше нормы, можно было не опасаться, что она вдруг проснется и увидит, как он на нее смотрит.
Интерес Линдона к Ди был особого рода. Его скорее волновала не ее красота, а то, какие такие ужасные обстоятельства заставили ее во что бы то ни стало добиваться работы на ранчо. Видно, дело совсем плохо, раз она решилась на такой отчаянный шаг.
Впрочем, от его взгляда не укрылись и ее чисто женские достоинства. Дурацкая широкополая шляпа съехала назад, открыв высокий чистый лоб и густые ресницы. У настоящего ковбоя таких ресниц не бывает. И губы ее, даже в свете придорожных фонарей, смотрелись очень аппетитно. Во сне она казалась такой беззащитной, что Линдон развел руками: неужели эта девчонка та самая аферистка, известная под именем Дик Мортон?
Чуть не доезжая до коттеджа, Линдон затормозил.
— Эй, Дик, приехали! — сказал он.
Ответа не последовало.
— Дик, просыпайся, сейчас ребята приедут. — Он потряс ее за плечо, но она лишь пробурчала что-то нечленораздельное и, уткнувшись в спинку сиденья, как в подушку, продолжала спать сном младенца. — Подъем! — рявкнул Линдон.
Бесполезно! Видно, придется укладывать ее спать, как маленькую. Он вылез из автомобиля, обошел его, открыл дверцу с ее стороны и вытащил Ди наружу. Она была совсем не тяжелой и потрясающе женственной.
Линдон с размаху захлопнул дверцу, но Ди и не думала просыпаться.
— Вот к чему приводит пьянство, — пробурчал он. — Давай, спящая красавица, добро пожаловать в постельку. — И, подхватив ее на руки, он понес ее в дом.
К счастью, ковбои до сих пор сидели в «Подкове». Иначе все происходящее их немало позабавило бы.
Ди проснулась, как от удара током.
Где это я? — подумала она, оглядывая ковбойские фотографии, стеклянные глаза чучела оленей на стене. Ах да! Боже!
Сквозь неплотно задернутые шторы пробивалось яркое солнце. Стало быть, уже утро.
Постепенно Ди возвращалась к реальности. Она на ранчо Скоувилов, в коттедже Линдона Скоувила, и это он поет рядом.
Дверь ее спальни была нараспашку, и она явственно слышала шум воды. Видимо, Линдон принимает душ. Что же это он, моется с открытой дверью? Ах да, ведь замок сломался и дверь раскрывается сама собой.
О Господи! — она заскрежетала зубами, вспомнив, что так и не привесила в ванную крючок, как собиралась.
Ди закрыла глаза. Руки и ноги онемели после давешних ночных упражнений, в желудке урчало, во рту стоял ком. Но делать нечего: босс на ногах, значит, и ей пора вставать.
Зато вечером повеселилась на славу. За один присест пива выпила столько, сколько, пожалуй, не выпьет за всю жизнь. Но что же делать? Не отказываться же, когда тебе наливают? Разве парням объяснишь, что предпочитаешь апельсиновый сок и минералку?
Но хуже всего не то, что у нее голова раскалывается. Ужасно, что она ничего не помнит. Не помнит, как себя вела, налакавшись пива. Не помнит, как добралась сюда.