Теперь у меня появилась надежда.
Старалась быть послушной, не провоцировать противника, но его спровоцировал тот, кого здесь быть не могло.
— Всего шаг, Сокол, и она — труп, — холодно предупредил Валентин, вдавливая оружие в тело.
Аристарх замер.
Внешне мужчина был собран, опасен, и даже спокоен, но вот в глазах застыл страх. Это чувство в любимом удивляло, ведь я давно не видела подобное. Больше всего хотелось накричать на Ариса, назвать нелестными словами, ведь его тут быть не должно. Сейчас же ситуация накалялась, я пыталась экстренно сообразить новый план действий, но события столь быстро развивались, что времени не было абсолютно.
«Сейчас или никогда», — выдохнула про себя, слабо улыбнувшись Соколову и прошептав одними губами короткое: «Прости».
Руки мои были свободны, поэтому ими я и воспользовалась, впиваясь ногтями в одну руку врага, а вторую, удерживающую пистолет, ловко вывернула. Мне удалось это сделать, потому что такой прыти от меня никто не ожидал, но Чарсов быстро сориентировался. Только успела обернуться лицом к лицу Валентина, как округу оглушил короткий выстрел.
Карие глаза противника насмехались, тонкие губы исказились в победной усмешке…
А я…
Пальцы машинально опустились к боку, прикасаясь к тёплой густой жиже. Находясь в состоянии шока, не сразу поняла, что «жижа» — моя кровь.
А карие глаза всё насмехались, празднуя победу.
Нельзя сдаваться.
— Ты проиграешь, — сдавленно прошептала, прижимаясь к мужчине сильнее.
— Но ты никогда этого не узнаешь наверняка, — победно улыбнулся Чарсов, оставляя лёгкий поцелуй на моём виске и отпуская.
Падение не было болезненным, или в тот момент мне было не до этого.
Странно, но чувство боли, словно заглушилось более сильным желанием…
Желанием спасти.
Повернула голову набок, пытаясь избавиться от тумана в глазах. Закусила внутреннюю сторону щеки со всей силы, что ещё оставалась, и…
В любимых серых глазах перемешалось всё: боль, неверие, страх, ярость, отчаяние…
Слабо улыбнулась, пытаясь успокоить мужчину, хотя это звучало безумно нелепо.
Видела поднимающуюся руку Валентина, сжимающую пистолет… Всё происходило словно в замедленной съёмке немого кино.
Чувствовала привкус крови во рту, а значит, дело плохо и времени у меня осталось не так много.
Пришлось поднапрячься и собрать все оставшиеся силы, что ещё хранило моё тело.
Силы, благодаря которым война будет выиграна.
Валентин настолько пропитался ранней победой, что не заметил мою игру.
Я нарочно позволила ему подстрелить меня, ведь это подарило возможность оказаться к врагу максимально близко, чтобы незаметно стащить второй пистолет, из кобуры под пиджаком, который приметила ещё в кабинете.
Пока война не выиграна, нельзя расслабляться и на миг.
Сцепив зубы, сняла пистолет с предохранителя, подняла руку и спустила курок.
Очередной звук выстрела приятно согрел слух…
— Под шкурой курицы может прятаться волк, и лисица не должна об этом забывать, — прохрипела только понятный нам с Валентином «урок», а затем опустила голову на землю…
Яркие звёзды утопали в синеве ночного небосвода, попеременно подмигивая друг другу, словно общаясь. И столь прекрасна была картина, что совершенно не желала закрывать глаза.
Такое спокойное и умиротворённое небо…
Эпилог
«Я была не готова к смерти. Никто не готов к ней. Вы теряете того, кого любите больше, чем себя, и проходите короткий курс смертности. Каждую ночь вы лежите без сна, размышляя о том, действительно ли существуют ад и рай, ищете любые способы вцепиться в веру, поскольку просто не можете смириться с тем, что ваши близкие находятся так далеко, что не слышат шепота вашей молитвы…
А самое плохое в потере любимого человека — помимо агонии от невозможности снова его увидеть — в том, что вы так и не сказали. Несказанные слова преследуют вас, они издеваются, напоминая о том, что ты считал, будто у тебя впереди целая вечность. А ее нет ни у кого».
(с)
МакКайла Лейн
Противный писк медицинского оборудования действовал нервы, создавая ощущения секунд, приближающих к смерти. Катетеры выдернула из вен ещё несколько минут назад, и теперь вышагивала по палате, то раздражённо поправляя больничную бесформенную одежду, то потирая глаза, которые до сих пор вызывали ощущение сухости и чесались. Смотреть в зеркало боялась, примерно представляя то, что увижу.
Придя в себя пять дней назад, испытала страх, когда, открыв глаза, увидела полную темень, а затем осознав, что не чувствую собственное тело. Словно из-под толщи воды до меня доносились прерывистые звуки, постепенно становясь всё громче и громче, а стоило распознать голос Германа, как тут же облегчённо выдохнула. Уже спустя сутки, едва моё тело вновь слушалось меня, а все чувства обоняния и осязания вернулись в относительную норму, Молот рассказал мне о последних событиях, а их оказалось много, потому что без сознания, то бишь — в коме, я пролежала почти месяц.