Наконец, мы пришли к странице с объявлением какой-то фирмы о рубленом кокосовом орехе. Мы на нем остановились и вырвали его. Он переписал эту страницу, и в скором времени рассказ появился. Наконец-то Виктор Локлэнд был на пути, ведущем к успеху.
Я с трудом верил тому, что слышал. По временам мне приходилось читать о магии американского успеха, но это действительно была настоящая чудесная история.
– Переписал страницу? – сказал я, запинаясь. – Как же это так?
– Наверху был помещен большой рисунок, изображающий группу учеников колледжа, весело проводящих время за уничтожением объемистого пирога, присланного из дома, объяснял Майкл. Один из мальчиков говорил: «Мать испекла этот пирог». И вот, идея была готова. Я посоветовал Виктору Локлэнду написать рассказ об ученике колледжа, получившем из дома пирог и пригласившем на него своих друзей. Он должен был сказать в рассказе громко и ясно: «Мать испекла этот пирог». Один из его друзей, тронутый щедростью матери, написал ей, благодарил за угощение и сообщил, что, по заявлению мальчиков, это был самый лучший пирог, который они когда-либо ели. Выяснилось в конце концов, что пирог пекла не мать. Он был испечен девушкой, посещавшей ее дом. Девушка ответила на письмо, и начался очаровательный флирт по почте. Потом она приехала в колледж на «пром» [Праздник по случаю окончания или перехода в следующий класс колледжа], и молодые люди влюбились друг в друга. Конечно, оказалось, что девушка – дочь Джона В. Тоттена, архимиллионера. Они поженились, и молодой человек получил в приданое фабрику и стал богатым. Рассказ написан вдохновенно. Разумеется, без негодяя дело не обошлось: он там тоже имелся. Рассказ назывался: «Девушка за пирогом».
– Помню, я читал этот рассказ, – сказал я. – Хорошо, хорошо!
– Но подождите, – продолжал Майкл. – Это еще не все. Кинематографические режиссеры разыскали Виктора Локлэнда, и его гонорар за постановку выразился в пятизначном числе.
– Подумать только! – воскликнул я.
– Но подождите, и это еще не все, – продолжал Майкл. После того как фильм продержался на экране около года, кто-то рассказал о нем фабрикантам рубленого кокосового ореха, и они тотчас же отправили к Виктору Локлэнду своего агента, заведующего рекламой. Они заплатили Локлэнду кругленькую сумму за право перепечатки рассказа отдельной книжечкой. Было напечатано пять миллионов экземпляров – издание было великолепное, могу вас уверить, – а заведующий рекламой написал прекрасное вступление. Он заявил, что этот идиллический отрывок романа, который многие компетентные критики считали одной из самых трогательных историй, когда-либо появлявшихся в печати, был вдохновлен рекламой их фирмы. Он ни слова не сказал обо мне в своем вступлении. Оно было очень длинное – собственно говоря, оно было длиннее самого рассказа.
– Да, сэр, это замечательное…
– Но подождите, – продолжал Майкл. Это еще не все. С той поры Локлэнд стал постоянно разрабатывать ту же самую тему; он только меняет обстановку. Вечно одна и та же история с девушкой за сценой, с девушкой, руки которой добиваются.
– И это все? – несколько боязливо спросил я.
– Да, это все, – отвечал он.
– Я только что хотел сказать, что Виктор Локлэнд – большое имя в литературе.
– Вы правы, это действительно так, согласился Майкл. Но вы видите, как он начал. А теперь он богат.
– Я думаю, вы с ним большие друзья.
– О, нет. Теперь он еле узнает меня, – возразил Майкл. – Он стал литературным оракулом – разговаривает только с богом, да и с ним не в ладах…
3
Какого рода книгу собираетесь вы написать? – спросил Майкл после короткой паузы.
– Предполагается художественное произведение. Роман. Вы мне нужны в качестве героя.
– Вот как? Прекрасно? – воскликнул он. – Это дело по мне. Быть героем! К тому же я человек вполне пригодный для триангуляции.
– Что такое? – спросил я. – Пригодный для триангуляции? Это что-нибудь, касающееся книги?
– Да, совершенно верно. Вечный треугольник. Разве вы не знаете, что это такое? Это – сюжет большинства романов. Когда я странствовал по Англии, я работал в двух вечных треугольниках для Герберта Уэльса. Он говорил, что я был самым лучшим типом из всех, какими ему когда-либо приходилось пользоваться в своей триангуляционной работе, а он, черт возьми, знает свое дело.
Я подумал, что должен разъяснить возможное недоразумение, а потому заявил: