Но ведь это только мысли, которые не опасны, которые не превращаются в действия. В этом и состоит разница между здравым смыслом и безумием.
И потому он может спокойно думать о том, что, злоупотребляя своим положением, он мог бы поступить совершенно иначе. Убеждал себя, что мог бы даже пригрозить, — и понимал, что эти рассуждения ему самому кажутся смешными. Смешными, и одновременно отвратительными. Он…
— Что вы так нахмурились, Бент? — раздался с порога голос Бетти.
Она спокойно стояла там, с легкой улыбкой на губах, ожидая его реакции.
Губернатор смотрел на нее с удивлением и ужасом, как ему показалось, даже разинув рот.
— Случилось что-нибудь с поясом? С тросом?
Продолжая улыбаться, она покачала головой.
Губернатор развел руками. То, что он почувствовал, было боязнью поверить в невероятное, разбавленной радостью и грустью.
— Вы не поехали, — сказал он. И потом добавил: — А я не смог там быть.
— Я знаю. — Она медленно шагнула вперед.
— Я попытался звонить, все ли у вас в порядке… — он замолчал. — Но телефон уже не работал. — Он вдруг сбросил с себя навалившуюся апатию. — Я так хотел, чтобы вы были в безопасности… — Его голос звучал уже увереннее, потому что к нему отчасти вернулась уверенность в себе.
— Я знаю. — Бет была уже у стола. Присела на него, как прежде, покачивая длинными ногами. Потом протянула руку, которую губернатор крепко сжал.
— Но вам нужно было эвакуироваться, черт возьми.
— Нет, Бент. — Ее голос и все поведение поражали спокойствием. — Я ведь вам говорила, что для меня больше никогда ничего не будет.
— Но я хотел, чтобы вы остались в живых. — Он помолчал. — И все еще хочу. — «Это правда или ложь? К черту всякий анализ».
— Я знаю. Но я все для себя решила.
— Только неверно. — Губернатор отодвинул кресло. — Немедленно…
— Нет, Бент. Я отказалась от своей очереди. Если даже захочу, назад уже не вернешь. Когда человек выходит из очереди, он должен стать в конец.
— Черт побери…
— Бент, послушайте меня! — Ее пальцы сжали его руку. — Всю свою жизнь я была, ну — привлекательной, иногда, возможно, забавной, остроумной, приятной, такой, какой следует быть. — Она помолчала. — И бесполезной. — Она заметила, что у него уже готовы возражения, и тут же опередила их. — Да, бесполезной. — И торопливо продолжала: — Но за несколько последних часов я впервые в жизни почувствовала, что делаю что-то нужное. Возможно, этого было немного, но гораздо, гораздо полезнее всего, что я делала раньше.
— Ну ладно, — сказал губернатор, — пока мы были заперты здесь, вы кое-чему научились. Так теперь быстренько уносите ноги вместе с этим опытом…
— Есть еще один довод, Бент. Я должна его назвать? Потому что об этом не говорят и в который не верят, но это правда. — Она молчала. Ее рука спокойно и доверчиво лежала в его руке. Не отрывала глаз от его лица. — Дело в том, что мне лучше здесь с вами, чем там — снова одной.
В канцелярии было тихо. Отдаленно, неотчетливо к ним долетали звуки музыки, но больше ничего. Из-за решетки кондиционера над их головами показались клубы черного дыма, которые начали расползаться по комнате, медленно оседая. Ни один из них этого не заметил.
— Что мне вам на это ответить? — спросил губернатор.
— Я сидел здесь один и страдал — он запнулся. — Черт, вам нельзя здесь оставаться. Вы должны…
— Но если я хочу остаться здесь? — Бет покачала головой. Она снова улыбалась — ртом, глазами, всем своим существом. — Мой милый, Бент, — начала она…
И именно в эту минуту в зале раздались первые отчаянные вопли, схватки и грохот сдвигаемой мебели.
Губернатор отодвинул кресло и встал. Колебался только миг.
— Оставайтесь здесь, — сказал он и выбежал в зал.
Под покровом черного дыма творился настоящий бедлам. Один из столов, образовавших баррикаду, был уже перевернут, и мужчины с яростью диких зверей схватились друг с другом, чтобы оттащить его в сторону или отстоять проход.
Губернатор увидел, как шеф пожарной охраны схватил ближайшего мужчину за лацканы пиджака, притянул к себе и двинул прямо в зубы. Отбросил его и схватил следующего.
Но тут один из официантов в белой куртке, такой мускулистый здоровяк — это был Билл Самуэльсон — пробился в проход, нанес шефу пожарной охраны два мощных удара в живот и так резко отбросил его в сторону, что тот упал.
Кэрри Уайкофф держался в стороне от свалки и что-то кричал, и как раз когда губернатор мчался через зал, сенатор Петерс врезал Кэрри по животу подсвечником, зажатым в правой руке, и Кэрри сломался пополам. Сенатор, не останавливаясь, огрел подсвечником по голове здоровенного официанта. Здоровяк рухнул на пол, как заколотый бык.