Он возник в номере четыреста пятьдесят два на юго-восточной стороне. Помещение уже было снято, и в нем шли отделочные работы. Циммер и Шлосс, дизайнеры по интерьеру, не верили в синтетические краски.
Легкость, с какой маляр отмывает кисти обычной водой с мылом была чем-то просто неприличным. И вообще эти краски не играют!
Поэтому номер четыреста пятьдесят два отделывали обычными масляными красками. Четырехлитровые жестянки с растворителем стояли в комнате на полу под козлами.
Позднее пришли к выводу, что произошло самовозгорание промасленной ветоши. Четыре литра растворителя рванули от жары, и горящая жидкость разлетелась во все стороны.
Тут же сработала спринклерная система, но козлы на некоторое время защитили очаг пожара, и огонь набирал силу; кроме того, водой нелегко потушить горящую жидкость вроде бензина, которая просто расплывается по поверхности и продолжает гореть. Но если бы не неожиданная защита в виде козел, небольшой первоначальный очаг все равно был бы подавлен.
На контрольном пульте внутри здания тут же загорелся аварийный сигнал, но там уже никто не мог его заметить.
Вентиляционные трубы продолжали подавать в номер четыреста пятьдесят два свежий воздух, поставляя пламени кислород.
Занялась свежая покраска на стенах. Потом от непрерывно возраставшей температуры взорвались оставшиеся банки с растворителем.
Вентиляционная система удвоила свои усилия сохранить температуру в помещении, и с нарастающим потоком охлажденного воздуха доставляла все больше кислорода. Дым начал проникать в ее трубопроводы, добравшись в конце концов до вентиляции банкетного зала.
Но до этого момента еще не было реальной опасности, не было, собственно, и серьезной проблемы.
Почти сразу вошли в действие основные системы; вспомогательные были готовы оказать им помощь.
В пожарной команде, расположенной всего в двух кварталах, сработала тревожная сигнализация. Меньше чем за три минуты на месте происшествия уже были два пожарных автомобиля, пробиваясь сквозь поредевшую толпу на площади.
Но толпа стала собираться снова, мешая пожарным. Полицейские, в том числе Шеннон и Барнс, заталкивали зевак за барьеры, которые еще не успели убрать. Удалось навести относительный порядок.
Высоко вверху, на сверкающей стене здания, появилось облачко дыма, безобразным темным пятном выделявшееся на фоне неба. Люди в толпе показывали на него друг другу, нередко, не скрывая злорадства; обнаружив, что и те наверху, сильные мира сего, тоже столкнулись с проблемой, чувствовали странное удовлетворение.
Телевизионная камера, изображение которой было на экране телевизора в баре Чарли, начала невероятно долгую панораму вверх по стене Башни, этаж за этажом, и по мере увеличения угла съемки здание все больше нависало над головой.
— Прекрасное чудовище, — сказал Гиддингс. — Стыдно сказать, но я в нее просто влюблен. Ничего, завтра выясним, что там с теми проклятыми изменениями, пройдемся по ним и все выясним. Я говорил с Бертом Макгроу, он готов сделать все необходимое, и если Берт сказал, значит, сделает. — Он уже был в хорошем настроении. — Вы иногда бываете колючим как еж, Нат Вильсон, но должен сказать, что, хотя иногда у вас бывают странные идеи, свое дело вы знаете. Точно.
Он вдруг запнулся. Глаза его прилипли к экрану. Камера все еще показывала Башню. Теперь она остановилась, и на фоне ослепительно синего неба было видно все сверкавшее на солнце сооружение.
Гиддингс немного неуверенно произнес:
— Что означает это облачко дыма? Там, сбоку.
— Ага, — Нат уставился туда же.
— Это решетки кондиционеров, — сказал Гиддингс. — Где-то внутри появился дым, а это значит… Куда это вы?
Нат уже почти выбрался из бокса. Гиддингс крепко ухватил его за пиджак.
— Ах ты, гад, — прошипел он. — Так ты все знал! Все это время знал…
Нат удивительно легко разжал его кулак. Выскочил из бокса и остановился.
— Я иду туда, — сказал он. — Пойдете со мной или так и не соизволите приподнять свою толстую задницу?
Посреди площади стоял командир пожарной части в белой каске, с мегафоном и руководил ходом работ. По ступеням крыльца змеились пожарные шланги. На полу вестибюля уже образовались лужи.
Постовой Шеннон объявил:
— Никому не заходить за барьер! — и добавил: — Надо же! Опять вы!
— Уйдите с дороги! — рявкнул Гиддингс и шагнул вперед.
Тут появился постовой Барнс. Его черное лицо стало озабоченным.