Тут же ее «под крыло» взял заместитель главного редактора Хорст Фане, который только что закончил править свою статью для завтрашнего номера газеты. В статье под заголовком «Тенденции бесстыдства» критиковались попытки некоторых «прикинувшихся демократами возмутителей спокойствия» любой ценой обратить внимание на свою особу, провоцировать и лезть не в свое дело.
Статья Хорста Фане была неприкрытой атакой на Петера Вардайнера, который в это время сидел за решеткой в ожидании допроса. Сидеть ему оставалось недолго — часы его были сочтены.
* * *
Доктор юриспруденции Шлоссер навестил фрау Маргот Циммерман, которая приняла его в черном траурном платье. Поцеловав ей руку, он сказал:
— Я знаю, что произошло. Могу представить, как ты страдаешь.
— Спасибо за сочувствие, Тони.
— Где Мартин, — продолжал он, — как он мог оставить тебя в такую тяжкую минуту?
— Ну что же делать, Тони? — Бессмысленный взгляд ее блуждал по опустевшей квартире. Одна, опять одна, без сына и без мужа, она почувствовала себя бесконечно одинокой. — Мартин пришел, чтобы сообщить о смерти Манфреда, ну а потом оставил меня одну с моим несчастьем. Не представляешь, как я рада, что ты пришел, единственный, кто сочувствует мне.
— Но я всегда тебе сочувствовал, Маргот, ты просто этого не замечала.
— Ах, Тони!
— Еще не поздно, — сказал он. — Как раз сейчас тебе нужно решать. И моя мама думает так же. Она сняла тебе в отеле «Континенталь» соседний с ней номер. Хочешь, я тебя отвезу…
* * *
Праздничный концерт был одним из главных художественных событий года. Но неожиданно он стал и светской сенсацией.
Атмосфера в зале, по общему мнению присутствовавших комментаторов, была неспокойной, особенно в первых рядах, где живо обсуждалось дело шеф–редактора Вардайнера. Высказывалось множество самых фантастических догадок.
Оживленное шушуканье разом стихло, когда в десять минут девятого, перед самым выходом дирижера, в концертном зале появилась Сузанна Вардайнер. В изысканно простом вечернем платье от Бальмена, не спеша, с высоко поднятой головой она шла по центральному проходу к своему месту в первом ряду. По правую руку, деликатно отставая на полшага, с ней шел Ойген Клостерс, по левую — Анатоль Шмельц, оба в классических черных смокингах.
«В зале в это время воцарилась мертвая тишина, — писали потом в дамском журнале «Мириам». — Все умолкли, казалось, даже оркестр прекратил настраивать инструменты. Немой ужас и восхищение сопровождали ее».
Аргус, автор светской хроники в «Мюнхенских вечерних вестях», утверждал: «Настоящей звездой этого вечера была Сузанна Вардайнер».
* * *
Визит Циммермана и Келлера в камеру Карла Гольднера в следственном изоляторе:
Гольднер: Чему обязан такой честью? Если вы пришли меня жалеть, то ошиблись адресом. Потому что я прекрасно себя чувствую и жалею только, что не арестован по–настоящему. Вот была бы перспектива отдохнуть в этой блаженной тишине подольше! К сожалению, удастся задержаться здесь лишь на двадцать четыре часа, раз я по закону задержан лишь «для предварительного допроса».
Циммерман: Все равно у вас достаточно времени, чтобы ответить мне на один вопрос…
Гольднер: Что еще вы хотите знать? Разве ассистент фон Гота недостаточно подробно информировал вас о наших беседах?
Циммерман: Я бы рад был слышать все, что вам известно об отношениях между Хесслером и Шмельцем. И со всеми подробностями и нюансами.
Гольднер: Да, надо было думать… Почему же вы, простите, меня раньше не спрашивали?
Циммерман: Зато у вас есть возможность выговориться сейчас, Гольднер. Будьте так добры, расскажите нам все, что знаете. Время не терпит.
Гольднер: Шмельц и Хесслер — уникальная пара. Понимают друг друга без слов. Хесслер в этой паре играет роль преданного и покорного слуги, в полном смысле слова готов влезть хозяину в задницу. На первый взгляд, все это из благодарности. Но неясно, за что, собственно, он Шмельцу признателен. Разгадал это Хорстман. Ему удалось разговорить Хесслера и вытянуть из того все…
Циммерман: Это правда? Хорстману удалось выпытать у Хесслера что–то насчет их со Шмельцем делишек?
Гольднер: Да, он это смог. И, насколько знаю, только недавно. Хорстман при желании был способен на все. Человек с такими талантами, как Хайнц, рождается раз в сто лет. Для него–то Хесслер был второразрядным жуликом, и он расколол его одной левой.
Циммерман: А если Хесслер понял, что попался на крючок?
Гольднер: Да, но было уже поздно. Когда Хесслер понял, что из него Хорстман вытащил все, что хотел, он от злости чуть не разревелся. Боже, как я был рад, когда этого поганого Хансика хоть раз поставили раком!
* * *
Визит доктора юриспруденции Мессера в камеру Петера Вардайнера в следственном изоляторе, время — то же:
Мессер: Позвольте представиться. Я доктор юриспруденции Мессер и прибыл по поручению герра Бургхаузена. Разрешение на посещение получено от прокурора Штайнера.
Вардайнер: Наконец–то! Давно уже пора принять меры против этого свинства. Что вы предлагаете, доктор?
Мессер: Герр Вардайнер, все, что можно и что нужно сделать, я уже обсудил с директором Бургхаузеном.
Вардайнер: Ну ладно–ладно, и что вы придумали?
Мессер: Все очень просто. Вы сделаете заявление, что предъявленное вам обвинение в совращении несовершеннолетней и зависимой от вас особы обоснованно, но вы совершили это без злого умысла и не понимая, что преступили закон. Как только вы подпишете это заявление, вас тут же освободят.
Вардайнер: Что за бардак! Вы мне советуете добровольно вскочить в ту кучу дерьма, которую противники навалили передо мной!
Мессер: Нужно принимать ситуацию такой, какая она есть. Только так можно устроить все по–тихому. Вы окажетесь на свободе, сможете — и я вам это очень рекомендую — уехать с супругой в длительный отпуск. К примеру, на Сицилию, говорят, там зимой особенно хорошо.
Вардайнер: Вы собираетесь меня уничтожить? Заткнуть рот, вырвать из рук перо? И в этом заговоре Бургхаузен, который только ждал удобного случая, чтобы от меня избавиться? Небось уже нашли мне преемника, который только и ждет, когда сможет усесться за мой стол и пустить все по старой колее…
Мессер: Господи, что с вами, герр Вардайнер? Вызвать врача? Вы ужасно выглядите! Почему вы мне не отвечаете? Прошу вас, не волнуйтесь и не двигайтесь!
* * *
Все еще был понедельник, 20.55. Комиссар Циммерман, сопровождаемый Келлером, вернулся к своему служебному автомобилю и вызвал по радио управление. Ответил Фельдер.
— Есть новости? — спросил Циммерман.
— Похоже, Фриш–Галатис нашел важные следы, — радостно сообщил Фельдер. — Они с Вайнгартнером работают в лаборатории земельного управления.
— Отлично, — протянул Циммерман. Он был доволен, поскольку техническое оснащение баварского земельного управления было лучшим в ФРГ, а может быть, и во всей Европе.
— А что еще?
— Вайнгартнер проинформировал капитана Крамер–Марайна. Теперь тот требует от нас, чтобы в его распоряжение предоставили Хесслера с его машиной. Хочет провести новый допрос и новый осмотр. Я обещал ему это при условии, что вы не будете возражать, на завтра. Если, конечно, не произойдет ничего неожиданного.
Циммерман усмехнулся прислушивающемуся Келлеру. Оба многоопытных криминалиста, по крайней мере в эту минуту, могли быть довольны собой и своей работой.
Комиссар продолжал:
— Пусть фон Гота разыщет доктора Шмельца и попросит его приехать в полицай–президиум. Разумеется, пусть сопровождает его и проведет парадным входом. Но ничего конкретного пусть не говорит. Тем более о смерти его сына — это я возьму на себя. А Ляйтнер привезет к нам Хесслера с его автомобилем. Через черный вход.
— Понял, — подтвердил Фельдер.