Сколько она себя помнила, отец был могучим, несдержанным человеком с громоподобным смехом, который обращался с Патти, «как с медвежонком, Берт Макгроу, а не с маленькой девочкой, утверждала мать. Ты ей так поломаешь все косточки, если не прекратишь!»
А Патти протестующе хныкала и прижималась к Берту. «Глупости, что же с нее, пылинки сдувать, что ли. Видишь, ей это нравится!»
Это не было обычными отношениями отца и «парня юбке», о которых пишут в книгах. Однажды Патти спросила его прямо, хотел бы он, чтобы она была мальчишкой Его ответ, как всегда, был дан немедленно и напрямую: «Что ещё за глупости! Будь у меня сын, не было бы тебя, а что бы я без тебя делал, одинокий старик!»
Двери в реанимацию приоткрылись, и вышла медсестра. Прежде чем двери закрылись снова, Патти на миг увидела отца. «Одинокий старик» эти слова промелькнули у не в голове, но Патти не могла бы сказать почему. Гордый, одинокий старик, беспомощно лежащий на белой постели.
«Пока ты ещё ребенок, сказала себе Патти, родит ли крутятся вокруг тебя. Поднимают, отряхивают, целуют ушибленные места; всегда, когда нужно, кто–то есть под руками, и ты считаешь это само собой разумеющимся. Потом приходит их черед, и они беспомощны, но что можно сделать, кроме как сидеть, ждать и желать, чтобы Бог услышал твои молитвы, потому что ведь случается же чудо?»
По коридору торопливо приближалась запыхавшаяся Мери Макгроу, которую наконец отыскали в Куинсе на благотворительном мероприятии. Патти встала, взяла мать за руки и поцеловала.
Ничего нового, сказала Патти. Он здесь. Она кивнула в сторону закрытых дверей. Никого не пускают. Врач какой–то знаменитый кардиолог, но он ничего не говорит, возможно потому, что нечего сказать. Присаживайся.
Мери Макгроу ответила:
Он жаловался, что ему трудно дышать. Я сказала, что это из–за лишнего веса и переутомления. Может быть…
Прекрати это, перебила её Патти, Ты так внушишь себе, что это твоя вина, а это неправда.
«Это скорее моя вина, подумала она, сегодня за обедом я просто переложила свои проблемы на его плечи».
Тут ей кое–что пришло в голову.
Когда это произошло, у него был Поль, сказала она. А где он вообще?
Мери Макгроу казалась довольной:
Я рада, что с ним был Поль. Твой Поль просто прелесть. Он всегда находит общий язык.
Был ли смысл утверждать обратное? Патти промолчала. Мери продолжала:
Отец всегда боялся, что ты выскочишь за какую–нибудь деревенщину, как он сам; он всегда так говорил, хотя знал, что это неправда. Когда ты привела к нам Поля, мы с отцом долго не могли уснуть, говорили о тебе и о нем, прикидывали, подходит ли он тебе. Помнишь свою свадьбу? Я не забыла. Сколько было солидных людей с его стороны, и ты, припавшая к отцу…
Мама, резко перебила её Патти, папа ещё жив. И у других были инфаркты, и ничего. Ты о нем… ты о нем говоришь, как будто его уже нет с нами, а это неправда.
Мери Макгроу молчала.
Нам просто придется присмотреть, чтобы он столько не работал, чтобы не брал все на себя. Мери Макгроу улыбнулась:
Нам бы мог помочь Поль. Он молод, силен и, как говорит отец, хорошо знает дело.
Да, машинально ответила Патти.
Я только надеюсь, продолжала Мери Макгроу, что отец не узнает о том скандале, который произошел на открытии «Башни мира». Он собирался туда и хотел, что бы я пошла с ним, но я отказалась, слишком много больших людей губернатор, сенаторы, конгрессмены, мэр и так далее; мне в таком обществе не по себе. Но отцу это не мешает. Ему ничего не мешает. Он…
Мама, спросила Патти, и голос её прозвучал решительно и властно, что там у них за скандал?
Это показывали по телевидению. Я услышала, когда проходила через холл.
Послушай, я хочу знать только одно. Что там скандал?
Откуда–то пошел дым. Или огонь. Никто не знает толком, в чем дело. Мери на минуту умолкла. А пот неожиданно тихо и настойчиво произнесла: Берт! Берт! Прошу тебя!
У папы будет все в порядке, мама.
Разумеется. В ней стала заметна скрытая сила. Мери встряхнула головой, как бы прогоняя дурные мысли, и отбросила назад пряди волос.
Ты давно уже здесь, девочка моя?
Какая разница!
Ожидание хуже всего, Мери улыбнулась. человек ко всему привыкает. Она помолчала. Теперь здесь останусь я.
Но к нему нельзя.
Он все равно почувствует, что я здесь. А ты беги. Попей где–нибудь чаю и прогуляйся. Когда немного отдохнешь, возвращайся. Я буду здесь.
Мамочка…
Я это серьезно, сказала Мери Макгроу. Мне нужно немного побыть одной. Помолюсь за нас обоих. Ее голос стал тверже.
Иди. Оставь меня с отцом, приказала она.
Ради Бога, вон отсюда, скорее на солнечный свет, прочь из этого города, ставшего, скажи себе честно, городом смерти. Но только не твоей смерти, папочка, прошу тебя, прошу тебя. Да, конечно, этого не миновать, но все равно не думать об этом, может быть, тогда смерть навсегда останется в тени…
Куда человек идет в такие минуты? В парк, на природу, в гущу стволов и трепещущих листьев? Куда по воскресеньям водил тебя отец, чтобы посмотреть на тюленей, пляшущих в бассейне, туда, где он покупал тебе воздушную кукурузу, множество воздушной кукурузы, а потом ещё мороженое? Нет, только не в парк!
Патти шла и шла, сама не понимая куда, но видно ею владело какое–то неосознанное желание, потому что она вдруг очутилась перед величественно возносившейся к небу «Башней мира», где столько раз бывала за годы её строительства. Но теперь Башня была тяжело ранена, она стала таким же беспомощным гигантом, как её создатель Берт Макгроу, у вершины был заметен, как сигнал бедствия, отвратительный хвост дыма, а на площади переплетались шланги, ужасно похожие на провода и трубочки, которые вели от постели Берта Макгроу, через открытые двери они вползали в вестибюль и исчезали в густом дыму.
Повсюду были полицейские барьеры и толпа людей, толпившихся, как гиены, как зеваки на публичной казни, жаждущие новой крови и новых ужасов. Господи!
Патти показалось, что она теряет сознание.
Вам плохо, мисс? спросил её темнокожий полицейский с добрым, участливым лицом. За ним с озабоченным лицом стоял другой полицейский.
Ах, нет, ответила Патти, только вот… Она показала в сторону несчастного здания.
Да, да, мадам, сказал чернокожий полицейский, это грустное зрелище. Он умолк и присмотрелся к ней. Вы кого–то ищете?
Я не знаю, что здесь есть. Патти поняла, что её слова звучат бессмысленно и попыталась выразиться яснее… Здесь должен был быть мой отец. Там наверху, в банкетном зале.
Ваш отец?
Берт Макгроу. Тот, кто построил эту башню. Огромный полицейский–ирландец неожиданно улыбнулся.
Да, он крепкий мужик, мисс.
Сейчас он в больнице с инфарктом. Разговор был как из «Алисы в стране чудес», отдельные реплики звучали все фантастичнее и бессвязнее. То есть…
А вы здесь вместо него, понимающе кивнул ирландец. Видишь, Френк, в чем дело.
Улыбка исчезла, лицо его стало серьезным.
У его Башни возникли проблемы, и вы пришли мочь вместо него. Он кивнул. Вы не знакомы случаем с теми двумя, что уже здесь? Один здоровяк, зовут его…
Шеннон взглянул на Барнса.
Гиддингс, подсказал Барнс. И ещё архитектор по фамилии Вильсон.
Я их знаю, сказала Патти. Но у них, наверно, полно работы. Они…
Я провожу вас к ним, предложил Шеннон. Он взял её под локоть, и его рука была такой же огромной и крепкой, как рука Берта Макгроу, провел её за барьеры и дальше, мимо других полицейских и пожарных. Они перешагивали извивавшиеся шланги и обходили лужи.
Добрались до трейлера, в котором находилась контор стройки. Внутри были чертежные доски, калькуляторы, несколько кресел, телефоны и тот особый мужской дух, который Патти знала по своим самым ранним воспоминаниям и который её как будто успокаивал.
Шеннон сказал:
Здесь мисс Макгроу… Нат перебил его:
Проходите, Патти, и взял её за руку. Мы слышали о Берте, и нам очень жаль его… Гиддингс добавил:
Ничего, он выкарабкается! Он попадал и не в такие переделки. И продолжал: Эти чертовы двери не могут быть заперты! Это невозможно.